Книга Всё сложно - Юлия Краковская

– Дело в том, что в Израиле несколько другой подход, – сказала я, – но Роми и вообще такая, рассеянная и не очень собранная. Такой она и будет.

– Я понимаю, но нам стоит поработать над ее подходом к учебе, надо постараться, чтобы она меньше сопротивлялась. К ней будет приходить учительница, которая специализируется на обучении французскому языку детей-иностранцев. Она будет заниматься с Роми три раза в неделю, и Роми будет концентрироваться в основном на изучении французского языка. Но и вам нужно немного мотивировать ее на сотрудничество. Она очень сообразительная девочка, с этим у нее проблем нет.

Затем мы поблагодарили друг друга и распрощались.

– Ну вроде ничего такого страшного, – сказала я Жоффруа, когда мы вышли из школы.

– На самом деле она тебе сказала, что твоя дочь – это полная катастрофа, почти на уровне умственно отсталой, настолько она плохо воспитана.

– Да нет, я ничего такого не услышала.

– Просто во Франции не говорят вещи прямо, но я-то понимаю. Ты совсем не знаешь моей страны.

– Я не думаю, что ей имело смысл так завуалированно выражаться. Она же знает, что я иностранка. Я не собираюсь это воспринимать так, как ты говоришь. Ты можешь думать, что хочешь.

– Я думаю, что нам нужно объявить Роми о новых правилах в нашем доме: первое – мы все вместе ужинаем, а не она с мультиками, второе – она не засыпает с айпадом, третье – она убирает за собой со стола.

– Пока мы можем ограничиться двумя, ей и так тяжело.

– Ну вот! Я ничего не могу сказать в доме! Я не живу у себя дома, а живу у тебя, у Роми, у кошек и у собаки! Да ты просто дебилка и ничего не понимаешь! – взбесился он.

– Если для того, чтобы почувствовать себя дома, тебе нужно на кого-то орать или доставать мою дочь – то да, ты правильно понял: ты не у себя дома. В моем доме, за который, кстати, плачу только я, никто не будет орать и называть меня дебилкой. Тебе понятно?

Он промолчал.

– Ты понял или нет? Я не шучу!

– Ладно, прости меня.

В дальнейшем каждый поход в супермаркет, да собственно и все выходные, все поездки превращались в кошмар. Утро начиналось с того, что он вставал злой, непонятно на что. Рявкал, что ему не купили круассан как он любит (в булочной не было), а купили как он не любит. То Роми его перебила, то она как-то не так сидит за столом. Я требовала, чтобы он оставил Роми в покое, в ответ следовала тирада о том, что он дома не у себя, а у кошек и Мишки.

Дом тем временем превращался в помойку. Возвращаясь с работы, я начинала собирать по всей квартире его разбросанные носки, обвалянные в собачьей шерсти. Шерсть вообще была повсюду. Обеденный стол чем-то измазан, полно немытой посуды. Но Жоффруа всегда предлагал мне стакан спиртного, чтобы я успокоилась после работы, так, видимо, по его мнению, проявлялись забота и любовь. Он готовил нам ужины, которые не всегда были съедобны, особенно он старался не обращать внимания на то, что ест или не ест Роми. А когда я начинала готовить ей что-нибудь, что она любит, устраивал скандал, посвященный тому, что моя дочь – невоспитанная дикарка и все вертится вокруг нее, а его потребности никто не учитывает. Впрочем, траву он покупал постоянно и накуривался каждый день, сначала только по вечерам, а потом уже и прямо с утра.

По утрам мы с Роми собирались на работу и в школу, Жоффруа вставал с нами, чтобы приготовить нам завтрак, но при этом все время пытался на нас гавкать и делать замечания, если молоко, например, не сразу поставили в холодильник.

– Послушай, не нужно просыпаться, чтобы нас доставать. Если тебе тяжело, то лучше продолжай спать, – сказала я ему, понимая, что он мне только портит настроение.

– Нет проблем, – ответил он, и с тех пор я собиралась тихо и в темноте.

Время шло, а искать работу он так и не начинал. Когда я спрашивала о том, почему он не ищет, немедленно начиналась ссора – он объяснял, что не прекращает поиски работы ни на минуту, но ничего нет. Карин, напротив, показывала мне полно объявлений по его профессии и присылала ссылки. Я пересылала ссылки Жоффруа, но он утверждал, что во Франции никто не посылает резюме по электронной почте, а нужно ходить по хантинговым конторам и оставлять распечатанное резюме. Мне, конечно, было очень трудно в это поверить, но возражать не было сил. После того как он целый один раз съездил в Париж и разнес свое резюме по конторам, он сообщил, что теперь, оказывается, нужно посылать по мейлу.

И с тех пор ни на что другое времени у него не было. Невозможно было ни прибрать в доме, ни заняться тем самым хождением по бюрократам. Все учреждения всегда были закрыты, дозвониться, по его словам, нельзя было никуда и никогда. Стоит ли говорить, что в конце концов я все сделала сама.

На работе тем временем как-то утряслось, я вникла в дело, и мне скинули довольно много мелких проектов. В один прекрасный день мне нужно было поехать в командировку в Финляндию, встретиться с клиентами.

Я жутко волновалась, так как раньше никогда не делала ничего подобного. К тому же получилось так, что Роми только вернулась от своих родных из Авиньона. Она провела там десять дней, а раньше ей никогда не доводилось расставаться со мной так надолго. Но мне нужно было уезжать буквально в день ее возвращения. Она, конечно, тяжело это переживала, учитывая, что и вся ситуация была непростой для нее: переезд, расставание с семьей отца и с любимой бабушкой. У меня было тяжело на душе.

Приземлившись в Хельсинки, я сразу позвонила домой, чтобы узнать, как там Роми. Жоффруа ответил мне:

– Да все у нее в порядке, она только при тебе эти концерты устраивает, а как только ты выходишь из дому, ей плевать. Я тебе уже сто раз говорил. А, слушай-ка, ты знаешь, что мне устроила эта дурацкая собака Мишка? Она потерялась, прикинь! – засмеялся он.

– Чтоооооо?!

– Да не, ты не волнуйся. Я пришел домой, а она сидела под подъездом.

– Как это случилось?

– Да не знаю… Я гулял с ней в лесу, спустил с поводка, как всегда… а потом смотрю – ее нет нигде.

– А ты за ней не смотрел, что ли?

– Ну не, ну я смотрел, но прикинь, какой прикол!

Мне было совсем не смешно. В Хельсинки нужно было провести две ночи, а моя дочь осталась совсем одна с человеком, которому и собаку-то доверить нельзя.

Вечером я позвонила Роми из гостиницы, она была очень грустная и плакала. Я позвала Жоффруа и попросила его быть с ней повнимательнее и, если она не сможет уснуть, разрешить ей смотреть мультики. Я и сама не могла заснуть и из-за предстоящих переговоров, и из-за того, что мне было неспокойно за Роми, и из-за того, что я все четче понимала, как сильно ошиблась и что рядом со мной человек, на которого я ни в чем не могу положиться.

Встреча прошла хорошо. Мне было в новинку ходить с клиентами в ресторан и пересекаться с израильскими друзьями, заехавшими в Хельсинки во время отпуска. Внутри меня все еще сидит советская девочка, которая помнит, что «заграница» – это мечта, там так прекрасно и недоступно, что этого даже, скорее всего, просто не существует. И каждый раз, перелетая из страны в страну, я тихо радуюсь, что я и вправду езжу по разным странам, прямо как герои Фицджеральда или Жоржа Сименона.