Книга Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы только посмотрите, ни одной пылинки, чистый-чистый!
Ёнбин мало интересовало ведение хозяйства, и ей было скучно слушать болтовню Ёнсук. Юн же, видя, как скучает Ёнбин, улучив минутку, доброжелательно стала расспрашивать, как ей жилось на чужбине в Сеуле, не мучилась ли она от того, что пища там совсем другая, а потом спросила:
— А ты, Ёнсук, я слышала, в последнее время в храм ходить стала?
— Да что там, ходить-то хожу, только вот ничегошеньки не понимаю. Прихожу, как слепец на звук колокольчика.
— Я тоже тут на старости лет решила причаститься, чтоб пойти в рай…
— Вы тоже, тетушка, ходите в храм? И сын у вас уже окончил колледж, о чем беспокоиться-то?
— И правда.
— Не женили его еще?
— Откуда мне знать, что у него на уме? Нынешняя молодежь разве спрашивает у родителей? Вроде бы у него в Тэгу подружка была.
— А он много зарабатывает?
— Трудно сказать… Ему же приходится оплачивать учебу Тэюна.
— Ну, это мы еще посмотрим! Он же деньги лопатой гребет. Еще ни разу не встречала нуждающегося врача.
— Посмотрим, что дальше будет. А как твой сынишка Донхун?
— Все время болеет, замучил меня совсем.
— Все дети так. Ну-ка, посидите здесь, я быстренько ужин сготовлю.
— Нам уже идти пора, тетушка, — Ёнбин так быстро вскочила, что Юн даже опешила.
— Вот еще что! — рассердилась старушка, — надо идти или нет, сядьте и подождите. Вздумали еще стыдиться угощений.
Ёнсук сидела, как ни в чем не бывало, неторопливо обмахиваясь веером.
Стол у стариков был в тот день обильным. Хотя у Юн не было времени, чтобы сходить на рынок, на столе было все: приправленная зелень, соленая и сушеная рыба. А кимчи[35] была и вовсе особенная.
— Дорогой, иди ужинать.
— Иду! — ответил из мастерской Джунгу, выпрямил спину, встал, вымыл руки и только после этого вошел в комнату.
— Это Ёнбин нам принесла, попробуй, — Юн заботливо налила фруктовую настойку из графинчика и подала мужу.
Дождавшись окончания ужина, Ёнсук обратилась к дяде по своему делу:
— Дядя, не сделаешь ли ты один шкаф?
— Для кого?
— Для меня.
Старик Джунгу посмотрел искоса на Ёнсук:
— Было бы время.
— Не торопитесь, мне не срочно…
— А что отец-то, целыми днями дома сидит? — перебил старик.
Ёнсук покраснела. В глазах ее пробежала искра недовольства и гнева:
— Да, сидит и не выходит.
Старик Джунгу закурил сигарету и молча скрылся в мастерской. Разгневанная Ёнсук тут же собралась и выбежала из дома Джунгу. Оказавшись за воротами, она, наконец, выпалила:
— Я что, за бесплатно просила его? — Она вся кипела от гнева. Но Ёнбин не слушала, она уже давно погрузилась в свои думы.
— Сыновья у него — так все образованные. Кто врач, кто студент, а все это благодаря кому? Нашему отцу!
Ёнбин не реагировала. Хотя она и рассмеялась сначала, когда услышала, что в Ённан вселился дух Мегу и что она каждую ночь бегает в горы, теперь она всерьез призадумалась, что бы это все значило. Она не поверила словам Ёнсук, но также и не могла оставить невыясненным факт ночных прогулок Ённан.
«Спрошу-ка я у Ёнок», — подумала Ёнбин, расставшись с Ёнсук.
Пройдя жандармерию, она приблизилась к кинотеатру и увидела гордо шагающего ей навстречу Тэюна.
— Братишка! — крикнула она.
Тэюн продолжал шагать, словно не замечая Ёнбин, и только подойдя к ней почти вплотную, сказал:
— Ёнбин, ты?
— У тебя целых четыре глаза, как же ты меня не заметил?!
— Задумался немного…
— А я только от вас.
— Так вот оно что! А я от вас, то-то тебя не было, — Тэюн снял очки, протер их платком и снова надел. То ли от того, что у него был прямой нос, то ли от плохого зрения, взгляд Тэюна казался рассеянным. Обычно его всегда взлохмаченные волосы сегодня были гладко причесаны.
— Я ходила в церковь. А ты где был?
— В парикмахерской, потом зашел в книжный магазин, купил одну книжку, потом встречался с другом, — заулыбался Тэюн.
— Пойдем к нам домой.
— Нет, лучше завтра. На вечер у меня назначена встреча…
— Та самая?
— Да нет… — смутился Тэюн.
Ёнбин засмеялась так, как будто ей все было известно. Тэюн отвернулся, не выдержав пронизывающего насквозь взгляда Ёнбин.
— Так я завтра зайду… — сказал Тэюн и быстро зашагал прочь от сестры.
— Братец, только не согреши, — бросила ему в спину Ёнбин.
Тэюн не ответил.
Когда Ёнбин добралась до дома, уже совсем стемнело. Под предлогом того что им надо подышать свежим ветром, Ёнбин вызвала во двор Ёнок и осторожно расспросила ее об Ённан. Сначала Ёнок не хотела ничего говорить, но в конце концов открыла ей все как есть.
В зарослях мелодично пел сверчок. Синий лунный свет скользил по гладким глиняным горшкам.
— Мам, ну расскажи что-нибудь, а? Ну, мам! — клянчила маленькая Ёнхэ, лежа на руке Ханщильдэк.
— Знала б я, что рассказывать.
— Ну, хоть что-нибудь! Мам! Сон нейдет.
— Эх, такая большая уже стала, и все неймется. Да вы только гляньте на этого малого ребенка! — сидевшая рядом Ёнбин стала дразнить Ёнхэ.
— Ишь ты, а ты так не вела себя? — хмыкнула в ответ Ёнхэ.
— Ладно, ладно, расскажу одну историю. Давным-давно шел по горам через рощу лесную…
— Фу, не хочу это, не хочу! — Ёнхэ застучала кулачками в грудь матери.
— Ну, тогда другую расскажу, только больше не проси, — взяв обещание, Ханщильдэк начала:
— Что за песня такая, мам?
— Давненько это было. Один человек отправился в Сеул сдавать экзамен Кваго[36]. А жене его пришло время родить. Свекровь же вредная была, глядит, роды-то вот-вот настанут, и говорит снохе: не притворяйся, мол, больной, а лучше иди да воды принеси. Делать нечего, пошла она в горы, расстелила юбку под сосной, да там и родила. Тем временем из Сеула муж вернулся и спрашивает, где жена. А мать: мол, за водой она пошла. Луна в ту ночь полная была, хорошо было видно, как в младом сосняке белая юбка трепещет. Муж подошел, глянь, младенец на животе матери. Но шибко холодно тогда было, замерзли уже оба. А слова в песне, что он луне в горах обрадовался больше, чем своим родителям, значат, что луна указала дорогу к месту, где была его жена. Вот такая песня, что и в давние времена жили такие люди, как эти любящие друг друга супруги.
