Книга Тропой Предков - Гэри Дженнингс

— Свою учёную степень, — сказал как-то отец Антонио, — я получил от Галена и школы жизни, где правит необходимость.

Дом бедных отнюдь не был дворцом — просто барак из некрашеных досок, приколоченных гвоздями к необструганным брёвнам, и я спал в общем помещении с теми, кто был слишком истощён от голода или болезни, чтобы искать кров в другом месте. Груды соломы и несколько рваных одеял служили нам постелями. На случай похолодания у отца Антонио имелось и несколько целых одеял, но обычно он держал их припрятанными. Увы, бедняки воровали всё, до чего только могли добраться.

Впрочем, по большей части в богадельне царил вовсе не холод, а, наоборот, такая духота, что не продохнёшь. Правда, это было характерно для всего города, кроме, может быть, прохладных садов, окружавших богатые особняки. Когда шёл дождь, что бывало часто, всё помещение отсыревало, пол намокал, и я спал на длинном столе, за которым голодающие Веракруса каждый вечер вкушали свою скудную трапезу. В плохую погоду, когда люди не могли просить подаяния, нам приходилось кормить больше ртов.

В одном углу находился маленький очаг; там приходящая индейская стряпуха каждый вечер готовила тортильи и фасоль, которые, иногда с маисовой кашей, и составляли единственное, чем мог порадовать своих подопечных Антонио. Дым от очага оседал на потолке, и в конце концов все трещины между крышей и стенами забились сажей.

Только книжные полки были укрыты от сырости и дождя.

Я повернулся и стал изучать заголовки на корешках томов. Большую часть книг отцу Антонио подарил хозяин гасиенды, во владениях которого мой покровитель служил сельским священником. В этой маленькой библиотеке имелись солидный фолиант по медицине, несколько религиозных сочинений, в том числе и знаменитое «О Граде Божием» Блаженного Августина, но преобладали всё-таки классические произведения древнегреческих и римских авторов. Больше всего я любил читать «Bioiparalleloi» («Сравнительные жизнеописания») Плутарха, ибо там описывались характеры и благородные деяния величайших воинов, законодателей, ораторов и государственных деятелей Древней Греции и Рима, а также «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, «Энеиду» Вергилия, трагедии Эсхила, «Божественную комедию» Данте и «Басни» Эзопа.

Помимо знаний, почерпнутых от отца Антонио и из его книг, мои пожитки состояли из грязных рваных штанов и рубашки, в которых я попрошайничал, а также относительно чистой смены одежды, которую надевал, отправляясь в церковь. Штаны и рубашка были сделаны из грубого индейского хлопка и волокон агавы, а сандалии — из пеньки. Чтобы сандалии меньше изнашивались, я обувался, только входя в церковь.

И ещё у меня был серебряный крест. Как-то ночью, вернувшись сильно навеселе, отец Антонио признался, что распятие это раньше в действительности принадлежало моей матери и что его подарил ей мой отец. Это была единственная вещь, доставшаяся мне от родителей, — крест из чистого серебра, украшенный красными камнями. Трудно было представить себе, чтобы такой вещью владела «индейская шлюха», хотя, если мой папаша и вправду был носителем шпор, мало ли какая блажь могла взбрести в его испанскую голову.

Так или иначе, никакого толку мне от этого всё равно не было. Вздумай я носить такой крест на виду, меня бы мигом убили, чтобы его отнять, или посадили в тюрьму как вора. Его небезопасно было демонстрировать даже в приюте, и в конце концов мой покровитель покрыл крест смолой, чтобы я мог не таясь носить его на шее, болтающимся на пеньковой верёвке.

Потрогав зачернённый крест пальцами, я невольно подумал о добром священнике. Был ли он лишён сана за то, что боролся против испорченности церкви, заступался за индейцев и полукровок? Или, как утверждали другие, причиной тому стало его неодолимое пристрастие к вину и блудницам?

Впрочем, мне ли было задаваться такими вопросами. Так или иначе, добра этот человек творил больше, чем любой другой в Веракрусе, а мне, причём с риском для жизни, отец Антонио подарил нечто малодоступное даже для многих чистокровных испанцев. Великий мир классической литературы.

Не пренебрегал он и нашими более современными авторами. Его друг, тоже священник, брат Хуан был большим поклонником литераторов, имена и сочинения коих по большей части пребывали под запретом. Он давал моему покровителю книги из запретного списка, благодаря чему я, например, получил возможность ознакомиться с романами и пьесами Мигеля Сервантеса.

Я знал, что Сервантес создал образ Дон Кихота, неугомонного странствующего рыцаря, который сражался с ветряными мельницами. Этот запрещённый роман отец Антонио хоть и неохотно, но всё же разрешил мне прочесть, а вот других, тоже не одобряемых церковью авторов — таких как Лопе де Вега и Матео Альтман, — хотя брат Хуан часто приносил ему их книги, упорно не давал. Правда, толку от его запретов не было: стоило моему учителю отлучиться, как я хватал книги и прочитывал их от корки до корки.

Однажды утром, когда я спал (вернее, это взрослые так думали), брат Хуан зашёл к отцу Антонио и взволнованным шёпотом, таясь от всех, сообщил, что раздобыл для него книгу «Гусман де Альфараче». Позднее я спросил у своего покровителя, почему они окружают эту книгу такой тайной.

— Потому что книги вроде этой читают только в Испании, — ответил он. — Инквизиция запретила доставлять их в Новую Испанию, ибо, по мнению церкви, они могут послужить развращению индейцев. Даже нам, чистокровным criollos, запрещено их читать из опасения, что они дурно на нас повлияют и ввергнут в пучину разврата.

Тот факт, что найти среди индейцев грамотея было весьма и весьма затруднительно, святой инквизицией, похоже, во внимание не принимался. А отец Антонио совсем упустил из виду, что «пучина разврата» наверняка заинтересует пятнадцатилетнего юнца, который воспринимает всё малость не так, как немолодой уже клирик.

Неудивительно, что теперь я просто сгорал от любопытства, и днём позже, оставшись один, я его удовлетворил.

У отца Антонио под кроватью имелся тайничок, под крышкой которого мы прятали от вороватых бедняков свои ценности. Собственно говоря, в основном все ценности сводились к нескольким относительно целым одеялам, полученным отцом Антонио от жертвователей. Они хранились на случай холодов или полного безденежья — тогда он продавал одно из них и покупал еду.

Я открыл крышку тайника, достал томик, который накануне принёс брат Хуан, и, болтая ногами, принялся читать эту книгу, оказавшуюся, к великому моему удовольствию, увлекательным повествованием о приключениях молодого бездомного бродяги, авантюриста и плута.

Как уже говорилось, в жизни мне довелось встретить и своего Гусмана де Альфараче, тоже изрядного плута, по имени Матео. От него я узнал немало интересного об уловках Гусмана, но об этом я расскажу вам позднее.

14

Ближе к вечеру отец Антонио домой не вернулся, хотя ничего необычного в этом не было — клирик вообще любил всякого рода празднества, а уж сегодняшнее не знало себе равных. Одновременное прибытие казначейского флота и нового архиепископа дало основание для всеобщего веселья, которое и царило теперь повсюду. Кроме того, церковь, которая выходила на главную площадь, была битком набита прихожанами, ведь службу сегодня там проводил сам архиепископ. Вся площадь была заполнена прихожанами, клириками и просто любопытствующими, радушно приветствовавшими нового прелата. Все сходились на том, что при всём изобилии религиозных праздников, какие знал Веракрус, нынешние торжества были просто уникальны.