Книга Роза ветров - Андрей Геласимов

— А я подожду ее. Вы только спрячьте меня куда-нибудь, чтобы я глаза никому не мозолил.

— Куда же я спрячу вас? Вы ведь не вещь.

— Ну, не прячьте! Просто укажите местечко, а я там тихонько посижу. А когда она придет, вы меня позовете.

Колю хватились только на построении во дворе. Кадеты встали в колонну по трое, чтобы покинуть Смольный, но в одном ряду оказалось всего два человека. Проведя перекличку, унтер-офицер выяснил, кто у него пропал.

— Стихоплет проклятый! — выругался он и отправился на поиски Бошняка.

Вдвоем с милейшей Анной Дмитриевной он прошел по всем коридорам, заглядывая в опустевшие уже классные комнаты, побывал в столовой и даже на кухне, проверил кладовые помещения, осмотрел дворницкую — Коли нигде не было.

— А что, если ваш мальчик решил сам вернуться в казарму? — высказала резонную в ее глазах мысль милейшая Анна Дмитриевна, однако тут же была опровергнута.

— Кадет без спросу по городу один не пойдет, — отрезал унтер-офицер и задумчиво посмотрел на выглядывавших из дортуара крохотных воспитанниц самого младшего класса, который до реформы императрицы Марии Федоровны по цвету платьев носил название «кофейного». — А там у вас что? Мы туда еще не ходили.

— И не пойдем, — даже бровью не повела милейшая инспектриса. — Там одни маленькие девочки, поэтому посторонним вход заказан.

— А туда? — Интендант указал на дверь, ведущую в дортуар старшего класса.

— Туда уж тем более.

— Ну, как знаете. Мне ведь не одному отвечать. Начальство у нас хоть и разное, однако ж по такому делу спрос наверняка общий будет.

— Ваш мальчик уже ушел, — твердо ответила милейшая Анна Дмитриевна.

Через несколько минут в дортуар старшего класса заглянула Катя Ельчанинова. Обведя взглядом пустую комнату с двумя рядами кроватей, она склонилась и увидела лежавшего под одной из них Колю.

— Вы зачем туда забрались?

Коля шелохнулся и поднял голову.

— Ушли?

— Да-да, можете вылезать.

— Я подумал: а вдруг они сюда зайдут? — Он ящеркой скользнул вбок и встал рядом с кроватью. — Спасибо.

— Не стоит благодарности. Только мне интересно, что вы теперь скажете своему командиру.

— А, ерунда! — небрежно махнул рукой он, однако небрежность эта вышла у него самая неестественная.

Коля знал, что ерундой тут и не пахло. Последствия ожидали его тяжелые, скорее всего, даже по-флотски болезненные, и тем не менее иначе поступить он не мог. Слово, данное коллежскому советнику, обязывало его дождаться Денисьеву, какие бы кары ни грозили ему. Отчаянно страшась того, что ожидало его по возвращении в Морской корпус, он все же действовал согласно своему простому пониманию чести. Впрочем, от нежданной помощницы правду о возможных последствиях он решил скрыть, поскольку боялся, как бы она не подумала, будто он рисуется перед ней, желая выглядеть благородным героем. С целью же отвлечь ее от дальнейших расспросов он понес всякую чепуху, потому что выглядеть глупо в ее глазах он не боялся. Коля считал, что и без того она видит в нем одного только дурачка.

— Мы, Бошняки, и не в таких переплетах бывали. Батюшка мой в детстве своем пажом был у императора Павла Петровича. И, между прочим, дежурил в Михайловском замке[46] в ту самую ночь.

— В какую ночь?

Коля сделал глупейшее лицо из всех, на какие был способен.

— В ту самую! — трагическим шепотом объявил он. — Никто до сих пор не знает, как он ее пережил. Прямо рядом с опочивальней Государя пост его находился. Можете себе представить?!

— Нет, не могу. Послушайте, вам надо уходить отсюда. Служба для старших классов вот-вот закончится, и все придут в дортуар. Хотите, я вас в кладовке спрячу. Там, правда, темно, и крысы бывают.

— Хочу, — с готовностью кивнул Коля. — Вы только дайте мне знать, когда она придет.

Ни на одном из посещаемых ею прежде занятий Лена Денисьева в тот день так и не появилась. Преподаватель геральдики заочно поставил ей дурную отметку за герб Корчак, эскиз которого она должна была сдать, а Коля напрасно просидел до самого вечера в кладовой комнате. Крысы поначалу тревожили его шуршанием то в одном, то в другом углу, но со временем он привык, и шуршание отчасти даже его развлекало. Несколько раз он ощущал, как что-то мимолетно касается его ног, энергично пинал темноту, отбрыкивался, неизбежно представляя крысу, ползущую вверх по сапогу и штанам, и опять затихал, чтобы не привлекать внимания. Через два или три часа после начала своего добровольного заточения он решил перейти в атаку. Крысы к тому моменту совсем осмелели, поэтому требовались уже решительные действия. Дождавшись, когда снаружи не слышно будет ни голосов, ни шагов, он резко бросался в ту сторону, где шуршало, топал изо всех сил в надежде раздавить сапогом что-нибудь живое, и всякий раз радовался, что этого не произошло. В итоге крысы все же оставили его в покое, и следующие несколько часов Коля провел пусть и скучно, зато в безопасности.

Заслышав какие-нибудь шаги, он теперь оживлялся, торопливо приводил себя в порядок, принимал непринужденную, по его мнению, позу, а потом слушал, как эти шаги удаляются и вместе с ними удаляется всякая надежда проскользнуть в казарму до закрытия главных ворот. Катя пришла выпустить его уже ближе к ночи.

— Вам лучше через дворницкую пройти, это соседняя дверь, и потом — сразу к Неве. В Монастырском переулке фонари, вас там заметят.

Коля послушно проследовал за ней.

— Не приходите сюда больше, — попросила его Катя, отпирая для него дверь на улицу. — Мне из-за вас пришлось украсть ключ.

— Я не приду, — сказал он. — Только мне нужно все-таки конверт передать.

— Но вы же хотели из рук в руки.

— Теперь, видимо, не получится. Сможете выручить в последний раз?

Катя вздохнула:

— Я ведь с самого начала предлагала так поступить.

— Вы умная, а я — болван.

В темноте она не увидела его улыбки.

— Хорошо, давайте его сюда. — Катя протянула руку, и он вложил в нее порядком уже потрепанный конверт.

— Спасибо. Вы — чудесная.

Коля медлил на пороге. За спиной у него блестела в реке луна.

— Уходите, пожалуйста. Мне надо дверь закрыть.

Он снова расплылся в счастливой улыбке и шагнул за порог.

— Только обязательно передайте. Это от поэта Федора Тютчева.