Книга Девять жизней кошки. Мифы и легенды - М. Олдфилд Гоувей

К силам зла нельзя подходить только с точки зрения дуализма. Едва древние религии стали угасать, как проросли и стали развиваться пагубные идеи: царство небесное можно заполучить с помощью насилия; там, где молившийся и просящий не может подойти к богам, сильный и мужественный человек силой вырывает у несогласного неба благословение себе. Ритуалы жертвоприношения постепенно уступили место темным практикам черной магии. Богов перестали уважать и даже бояться. К ним стали обращаться с помощью заклинаний таких сильных и четких, что они были похожи на команды, а их негодование по поводу дерзости устранялось с помощью защитных чар, которыми вызывавший окружал себя.

Лицо земли приводит меня в ярость, и я бегу и прячусь в ее тайны и бьюсь туда, где те, кто правит ею,

говорит Байрон; и эта мысль была только отзвуком той мрачной цели, которую преследовали последователи левого пути все эти долгие годы.

«Наша философия — мистицизм… — говорит современный испанский автор, — вечная битва с Богом, чтобы вырвать у Него Его тайну, тайну нашей судьбы… Наше яростное нежелание умирать, это помешательство на бессмертии, уводит нас далеко от эстетического спокойствия, которое требует наука». Те, кто просматривает эту главу, конечно, согласятся, что это действительно так, если позволят преодолеть соображения абстрактного добра и зла, чтобы прославить или увековечить свое собственное эго.

Вероятно, благодаря своему ночному образу жизни, кошка с древних времен считалась наиболее подходящей на роль жертвы богам тьмы и подземным божествам. Принесение в жертву кошки было надежным средством установления контакта с этими божествами и убеждало их подарить второе зрение, которым кошка, как их представитель, по всеобщему убеждению, обладала.

Но как только возникла идея того, что богов можно принудить делать что угодно, жертвоприношение кошки стало толковаться по-новому. Боги любили кошку как выбранный ими и посвященный им символ. Мучая ее, можно было обязать их исполнить любое желание преследователя, сделав это условием ее освобождения. Это было непобедимое оружие, которым мог воспользоваться сильный и нещепетильный человек.

В этот темный период в мире появилось христианство, быстро завершившее разрушение старых религий, научив их прозелитов считать своих бывших богов дьяволами.

Эффект новой веры укрепил и даже оправдал эту идею, о которой мы уже упоминали. Дьявол узурпировал власть и положение древних богов, он сохранил их символ, кошку, как и своего представителя. Кто бы стал возражать против того, чтобы увидеть, как сатанинские силы подчиняются человеку или как мучается животное, посвященное им? Но все же, чтобы отдать справедливость церкви, мы должны заметить, что эта черная магия, которую она считала реальной и сильной, была ею запрещена. Она не отделяла будущих хозяев Сатаны от его слуг и искала способы не менее отчаянные и ужасные, чем их собственные, чтобы уничтожить их. Но какой бы сильной ни была ее вражда к любому проявлению конкурентного толкования божественности, это происходило задолго до того, как христианская церковь полностью потеряла связь с более древней египетской традицией. Теми, кто понимал базовое единство этих двух вер, постоянно делались усилия к слиянию и примирению. Еще в 1757 году зафиксировано символическое обращение к воображению христианского населения с помощью введения фигуры кошки, как символа Гора, в христианские мистерии[25]. До этого времени таинственный ритуал ежегодно праздновался в Эксе, в Провансе, где кошка была центральной фигурой. По этому случаю самый красивый кот в деревне завертывался в пеленки, как ребенок, и выставлялся на показ верующим в великолепной раке. Дорога, по которой его проносили, усыпалась цветами, и все опускались на колени при его появлении. Кот теперь стал отождествляться с Гором, ежедневно умиравшим за свой народ, затем следовала ужасная кульминация.

24 июня, когда солнце проходит меридиан, кота сажали в плетеную корзину и бросали заживо в огромный костер, который устраивали на городской площади. Этот ритуал явно пользовался одобрением христианской церкви. Епископы и священники пели гимны в честь жертвоприношения в течение всего представления и после его завершения проводили торжественное шествие.

Следующий отчет о жертвоприношении кошки под покровительством христианской церкви взят из книги Notre Ami le Chat («Наш друг — кошка»),

«Месье Эдельстан дю Мериль в брошюре о народных сказаниях писал, «верят, что добрые нравы поощряются тем, что кошек бросают в огонь в День святого Иоанна». Действительно, аббат Лебёф цитировал квитанцию на сто солей заклада, подписанного неким Люком Поммерё в 1573 году, «о том, что по прошествии трех лет все кошки отправятся в огонь, как это принято в День святого Иоанна». Этот печальный обычай бросать кошек в костры в День святого Иоанна сохранился с давних времен, свидетельством чему это четверостишие под грубым рисунком, датированное концом XVII века:

В костер попала кошка, Зажженный в день святой, И в пламени скакала, Упав вниз головой.

Этот обычай сохранялся в Меце вплоть до 1750 года.

В своих «Записках о кошках» Монкриф рассказывал о следующей сцене.

Он приехал в Метц во время ежегодного праздника, которого нужно стыдиться любому разумному человеку: на площадь торжественно выходят судьи, несущие на всеобщее обозрение клетку с кошками, которую затем помещают на приготовленный костер, а народ верит, что накануне в этих кошек превратились старые ведьмы и теперь их собираются сжечь.

И это жестокое действо совершалось в Пикардии вплоть до недавнего времени, до самого начала XIX века. В первое воскресенье поста праздновали так называемый праздник Биругди: по сигналу все жители поселка подходили и поджигали костер, устроенный в центре поселка. Мальчишки палили из ружей, музыканты играли на скрипках. К длинному шесту-бигурди привязывали кошку и опускали ее в огонь. Надо было видеть, как эти варвары радовались, когда кошка зажаривалась. И цивилизация в сельской местности еще не дошла до того, чтобы спасти животное из огня».

В Англии до самого последнего времени существовал обычай забивать кошку до смерти на Масленицу. Кажется, особенно популярным он был в деревне Албрайтон в Мидленде, в Шропшире, где одна из вывесок на гостинице увековечила его таким стихотворным куплетом:

Наилучшее развлечение под солнцем порка кошки в Албингтоне.

Явно этот варварский обычай был пережитком поклонения Аполлону. В некоторых местах солнечный символ — петух (или курица) — был заменен на кошку.

Все, что можем мы сейчас сыграть или сказать, Все будет Аполлону в честь; Приветствуем тебя и словом, и пером, И смертью той, что может яйца несть.

(У. Хокинс. Поклонение Аполлону. 1626)

Птицу забивали до смерти, как и кошку, а затем съедали.