Книга Невидимое Солнце - Константин Костин

— Нахрена нам трупешник? — прошипел один из охранников.

— Он живой, просто оглушен, — ответил бывший военный.

— Тем более — замочить гада и дело с концом.

Но у каторжника на пленника были свои планы. Мы быстро освободили американца от ненужных ему вещей — шлема, броника, автомата и ножа. Тот начал приходить в себя.

— Цыц мне тут, — пригрозил Нос, демонстрируя солдату красный от крови клинок. — Закричишь — порежу.

Сомневаюсь, чтобы солдат знал наш язык, но иногда этого и не требуется. Окровавленный нож перед глазами лучше всяких слов. Парень понимающе закачал головой.

— How many of you are there? — спросил Брагин.

— Twenty-six soldiers and sergeant, — ответил перепуганный янки, косясь на нож.

— How many soldiers are on guard?

Вот тут у меня отпала челюсть. Я мог ожидать чего угодно, но не того, что каторжник отлично говорит по-английски! У меня даже появились подозрения, что бывший военный — коллега бесславно погибшего майора Семенова.

— Six.

— Where are the other soldiers?

— There… in a big house. Are you Russians?

— No, we are gangsters. The people who were here. Where are they?

— The guards are killed. The rest of them were taken to the NAS.

— Что он там лопочет? — поинтересовался Монетка.

— В порту двадцать шесть человек охраны, — перевел капитан. — В карауле шестеро, остальные спят. Те, кто был в Первом, охрана — убита, ученые — вывезены в НАШ.

— Вот падла! — прошипел Нос.

Быстрее, чем кто-то успел остановить домушника, он воткнул штык в шею пленника. Брызнул кровь. Солдатик захрипел, засучил руками, пытаясь схватить руку с ножом, но жизнь оставляла его. Движения становились вялыми, а глаза — тусклыми. Я и подумать не мог, что в человеке может быть столько крови!

— И зачем? — процедил сквозь зубы капитан. — Я еще о многом спросить хотел…

— Так эта падла наших ребят убила! — возразил вор. — И вообще ты как-то слишком хорошо на их языке гутаришь… у меня даже подозрения появились…

— Какие это еще подозрения? — глаза каторжника угрожающе сузились. — Ну, давай, говори. Тебя за язык никто не тянул!

— А не ссучился ли ты?

— Что? — взревел бывший военный. — Я? Ссучился? А, может, это ты ссучился? Потому и завалил амера, на измену сел, что он что-то про тебя ляпнет?

— Хорош шуметь! — встрял я в ссору. — А то сейчас…

Что «а то сейчас» я договорить не успел. С противоположного конца штабеля ящиков раздалось:

— What the…

Как накаркал! Нетрудно догадаться, что шум привлек внимание одного из караульных, который и заглянул в наше укрытие. Совсем молодой, он уставился на нас, вытаращив глаза, даже не сняв с плеча оружие.

Я не стал дожидаться, когда солдат вспомнит про автомат, и, упав на колено, выпустил в янкеля струю свинца. Очередь Калашмата разбудила ночь. Мертвый враг еще даже не успел упасть, а с одной стороны уже гремели армейские ботинки, с другой — ругань на английском. Про эффект неожиданности можно смело забыть.

Мы с Брагиным высунулись из-за ящиков почти одновременно. Я уложил часового справа, он — двоих слева. Они, или по неопытности, растерявшись, или вконец оборзев от безнаказанности, даже не пытались укрыться где-нибудь, просто бежали к нам во весь рост!

Но главной нашей проблемой были те, кто оставался в здании. Защитники порта уже успели проснуться и долбили из окон обоих этажей. Мы едва успели нырнуть обратно. Не все. Один из каторжников — нет. Метким выстрелом мужику раскроило голову, забрызгав нас кровью.

— Это жопа! — прокричал капитан.

И с ним было сложно поспорить! Сейчас нас прижмут огнем и тупо закидают гранатами. Мы воспользовались моментом, чтобы перезарядить оружие.

Внезапно стрельба прекратилась. Кто-то громко кричал, и не нужно понимать язык, чтобы догадаться, что этот кто-то был очень сильно недоволен.

— Что там за вопли? — спросил я Брагина.

— Говорит, осторожно. В ящики попадете… — ответил он.

— А что в ящиках?

— Не кантовать, — прочитал каторжник надпись, сделанную краской. — А Тилис, Единый В Трех Ликах, его ведает…

Или что-то полезное, или что-то чрезвычайно опасное. В любом случае, пока амеры не покинут свои позиции, чтобы задавать нас числом в ближнем бою, мы могли чувствовать себя в относительной безопасности. Обнаглев, мы высунулись во второй раз и открыли беглый огонь по окнам, целясь по темным силуэтам. Эти дети даже не догадались погасить свет! Кто-то завизжал, и в этом визге слышалась нечеловеческая боль.

— Двое, — удовлетворенно произнес капитан.

— Один, — добавил я.

— Тоже один, — усмехнулся охранник.

И сразу упал, сраженный одиночным выстрелом точно в лоб.

— Твари! — прошипел бывший военный. — У них снайпер!

Если была надежда отсидеться за штабелями с ценным или опасным грузом, отстреливая американцев, когда они высунутся, то теперь рухнула и она. Стоит им добраться до ящиков, и мы будем, как на ладони, ничем не прикрытые с флангов. Добежать до здания по хорошо освещенной фонарями площадке, обстреливаемой из окон и снайпером, тоже не представлялось возможным.

— Фонари! — осенило меня. — Стреляем по фонарям и идем на штурм!

Идея была так себе, но другие предложения отсутствовали. Усыпая бетон гильзами, один за другим мы гасили наружное освещение, погружая порт во тьму. Амеры бесновались в своем бессилии, осыпая нас проклятьями. Но сделать что-либо, пока мы были надежно укрыты ценным грузом, не могли. Вскоре единственным светом оставались прямоугольники окон.

— Сейчас бы гранатомет, — мечтательно протянул Брагин.

— Лучше бригаду штурмовиков, — поправил я.

— Ладно, ты, — капитан ткнул пальцем в единственного оставшегося охранника. — Остаешься здесь. Половина с Грачевым — направо, другая половина — налево. Остальные — за мной. То есть налево.

Черными тенями мы с двух сторон начали приближаться к зданию, полному врагов. Если у амеров нет ночников — в предрассветной темноте, когда не светят даже звезды, они нас точно не увидят. До строения оставалось всего с десяток метров, как вдруг прямо перед моим носом распахнулась дверь и на улицу выскочил полуодетый человек с оружием в руках. Даже без броника! Я уложил его тремя выстрелами в грудь, озаряя вспышками небольшой закуток. В ответ из дверного проема посыпал целый град пуль.

Я упал на землю и перекатился под укрытие мусорного контейнера. Спрятаться снова успели не все — Нос, изрешеченный свинцом, упал на землю. В противоположном конце порта тоже гремели автоматные очереди. Дождавшись паузы, я метнул в открытый проем гранату, которая, отрикошетив от стены, улетела вглубь коридора. Ухнул взрыв, посыпались разбитые стекла. Кто-то вопил, то ли от боли, то ли от негодования.