Книга Власть в Древней Руси. X - XIII века - Петр Толочко

Судя по всему, был у Святослава и еще один воевода. Когда в отсутствие Святослава Киев осадили печенеги, на выручку ему поспешил, уведомленный киевским юношей, воевода Претич. И возглавлял он не воев, собранных общиной, а профессиональную дружину. Как пишет летописец, посланная с «оной страны» ладья подобрала отважного юношу и «привезоша и (его — П.Т.) къ дружинѣ». Скорее всего, она оставлена была в Киеве Святославом для защиты города. Это хорошо видно из следующих слов воеводы. «Подъступимъ заутра в лодѣяхъ и попадше княгиню и княжичѣ умчимъ на сю страну; аще ли сего не створимъ, погубить ны имать Святославъ».[213]

Заметной фигурой во время правления в Киеве князя Ярополка был воевода Блуд. Не случайно, именно к нему Владимир отправил послов с предложением сдать город. За это обещал почитать его как отца и оказывать почести. «Поприяй ми, аще увью брата своего, имѣти тя начну въ отца мѣсто своего, и многу честь возмеши отъ мене».[214] Блуд, как утверждает летописец, не смог убить Ярополка, но ему удалось уговорить его не вступать в бой с Владимиром и сдать Киев. Услуга, видимо, была не полной, поэтому Блуд не оставил своего князя, а бежал вместе с ним в город Родень, что в устье Роси. Здесь он убедил Ярополка пойти на мировую с Владимиром и вернуться для этого в Киев. Это согласие вызвало решительный протест некоего Варяжка, полагавшего, что это возвращение грозит ему смертью. «Не ходи, княже, убьють тя, побѣгани в печенеги и приведеши вои».[215] Какую должность занимал Варяжко в администрации Ярополка, в летописи не говорится. Можно лишь предположить, что он был профессиональным дружинником. Не исключено, что и воеводой. В пользу этого свидетельствует тот факт, что увидев гибель Ярополка, он бежал из Киева в печенеги и затем долгое время воевал вместе с ними против Владимира. В конце концов Владимиру удалось смирить мятежного Варяжка («И о два приваби и, заходивъ к нему ротѣ»), однако о его дальнейшей судьбе летопись ничего не сообщает. Не исключено, что его постигла та же участь, что и Ярополка. Как, впрочем, и Блуда, который, согласно свидетельству летописи В. Н. Татищева, был казнен Владимиром за предательство своего князя.

Под 984 г. в «Повести временных лет» сообщается о том, что во время похода Владимира на радимичей его воеводой был Волчий Хвост. Он шел с дружиной впереди основных княжеских сил и, по существу, сам одержал победу над ними. «И сретѣ радимичи на рѣцѣ Пищанѣ и побѣди Волчий Хвостъ радимичи, тѣмъ и Русь корется радимичемъ, глаголюще: Пѣщаньци Волъчья Хвоста бѣгають».[216] О дальнейшей судьбе этого воеводы в летописи сведений нет.

Уже в следующем, 985, году в походе Владимира на Волжских болгар принял участие его дядя Добрыня, который определенно выполнял воеводские функции. В реальности он был больше, чем высокопоставленный княжеский чиновник. По существу, являлся наставником Владимира. В 970 г. ушел с ним в Новгород, когда тот был приглашен на новгородский стол.

Два воеводы упоминаются в рассказах летописи о борьбе за княжеский стол между Святополком и Ярославом Владимировичем. Первый, не названный по имени, был предводителем киевских дружин и воев в битве с новгородцами под Любечем в 1015 г. Второй, названный кормильцем и воеводой Ярослава Буды, являлся главным действующим лицом в бездарно проигранном сражении Болеславу и Святополку на Буге в 1018 г. Летописец стереотипно описал их поведение перед сражениями. Оба, будто бы, обратились к противной стороне с уничижающими ее достоинство оскорблениями. Воевода Святополка: «Что придосте с хромьцемь симь, а вы плотници суще, а приставимъ вы хоромомъ рубити нашимъ».[217] Воевода Буды: «Нача укоряти Болеслава, глаголя: „Да то ти прободемь трѣскою черево твое толъстое“».[218]

Для данной темы не важно, были ли провозглашены эти оскорбительные спичи в действительности или их придумали потом. Существенно то, что вложены они в уста именно воевод, как главных военачальников. Буды, к тому же, был и кормильцем Ярослава, что автоматически придавало ему определяющее не только военное, но и политическое влияние при дворе.

Кормилец впервые упомянут в летописи во время правления Ольги. Речь идет об Асмуде — кормильце Святослава, положение которого во властной иерархии, по существу, ничем не отличалось от воеводского. Решение о начале битвы с древлянами принимал не только воевода Свенельд, но и кормилец Асмуд. «И рече Свѣнелдъ и Асмудъ: „Князь уже почалъ, потягнѣте, дружино, по князѣ“».[219] По существу, все свидетельства о кормильцах или дядьках указывают на особый их правительственный статус. В последующем, а то и одновременно с выполнением своих гувернерских обязанностей, они становились воеводами, тысяцкими, посадниками. О Буды это сказано в летописи определенно, но, по-видимому, такой же путь прошли воевода Ярополка Блуд, а также Добрыня, ставший наместником Новгорода. Не случайно польский летописец Длугош, приводя летописные известия о Блуде, называл его consiliarius и palatinus.

А. Е. Пресняков, исследуя этот сюжет, счел возможным отождествить воевод Блуда и Буды один с другим, будто бы на том основании, что в ряде летописей оба имени подаются как варианты одного. Правда, привел и мнение С. М. Соловьева, который считал их разными людьми.[220] Конечно, такое отождествление не корректно. Даже если бы эти имена и абсолютно совпадали, у нас не было бы никаких оснований полагать, что у Ярополка Святославича и его племянника Ярослава Владимировича был один и тот же кормилец и воевода.

Чрезвычайно интересные сведения о воеводах содержатся в уже упомянутой статье 1043 г., рассказывающей о походе русских на Константинополь. Возглавил поход сын Ярослава мудрого Владимир, однако воеводство над воями многими, как пишет летописец, было поручено «Вышатѣ, отцю Яневу». Из дальнейшего текста следует, что в походе принимал участие и еще один воевода Иван Творимирович. Он отрекомендован воеводой Ярослава и, определенно, предводительствовал его профессиональной дружиной.

Можно предполагать, что в данном случае мы имеем дело с двумя различными воеводами — одним профессиональным, дружинным, и другим назначенным только на время военного похода, командиром ополченцев. Чаще всего в литературе именно так и объясняется это двойное воеводство. Разумеется, так вполне могло быть. Весь вопрос заключается в том, чем это можно подтвердить. Обращение к летописному тексту не позволяет предполагать, что Вышата, которому было поручено воеводство над воями, не принадлежал к высшему дружинному сословию. Из буквального содержания той части текста, где говорится в постигшей флотилию русских кораблей катастрофе, следует, что, во-первых, среди выверженных на берег 6 тыс. русичей были не только вои, но и дружинники, а, во-вторых, Вышата не рассматривал себя только как воеводой воев. Когда никто из княжеской дружины не изъявил желания идти с «выверженными» в Русь сухопутным путем, тогда эту миссию принял на себя Вышата. При этом он произнес такие слова «Азъ пойду с ними». И высѣде ис корабля к нимъ, рекъ: «Аще живъ буду, то с ними, аще либо погыну, то с дружиною».[221] Конечно, такой поступок достоин профессионального воина и воеводы.