Книга Битвы, изменившие историю - Флетчер Прэтт

VI

Победа не принесла незамедлительных результатов. После битвы христианская армия взяла несколько городов и разбрелась, как и предвидел Мухаммед аль-Назир. Два года спустя Альфонсо VIII умер, и между его отпрысками начались свары, как у их предков. Через год после Лас-Навас-де-Толоса Педро Арагонский погиб в сражении — том самом, перед которым его пришлось подсаживать на лошадь. Наследники Педро обратили взгляды на восток, к Балеарским островам и Сицилии. На юге империя Альмохадов рухнула, раздробившись на мелкие владения.

Создается впечатление, что битва при Лас-Навас-де-Толоса ничего не решила. В действительности она решила практически все. После этого сражения цвет мавританской армии был уничтожен — лезвие выщерблено, острие затуплено. За пятьдесят лет династия Альмохадов вымерла, а другая не пришла ей на смену. Мавры больше не совершали набегов на земли христиан, мусульманские провинции и города постепенно приходили в упадок и исчезли с завоеванием последнего уголка Гранады, которая давно платила дань христианским королям. Можно предположить, что Альмохады в итоге рухнули бы под действием тех же сил, которые сломили Альморавидов, но это не случилось, если придерживаться исторических фактов. Военная аристократия Альмохадов была уничтожена на поле битвы. Мусульманские завоевания никогда не опирались на солидные резервы; им нужен был постоянный успех, постоянный приток новобранцев, чтобы война питала войну. Когда их военная сила подверглась решительному уничтожению, конструкция, которая все держала, развалилась.

Победа испанцев важна по причинам духовного и тактического характера. В Лас-Навас крушение постигло не восточную монархию, ослабленную упадком и моральным разложением. Там было разгромлено движение, если не находившееся в зените, то достаточно крепкое, чтобы привлекать сторонников начиная от пятидесятой долготы и пятнадцатой широты. Не просто Альмохады, но мусульманский мир и мусульманская система потерпели поражение. Как это произошло, не менее важно, чем само поражение. Большая часть Испании так похожа на Северную Африку, что ближневосточная тактика булавочных уколов, применяемая конными лучниками, полностью оправдывала себя, и можно было предположить, что так будет на остальной части Пиренейского полуострова. Битва при Лас-Навас-де-Толоса показала ошибочность этого предположения, доказала, что мавританская армия успешно действует лишь в привычной обстановке и можно вынудить ее сражаться в неблагоприятных условиях.

Урок не прошел даром для пришедших позже христианских королей, хотя не был сформулирован в свое время. Он помогает понять, почему процесс эрозии мавританских государств продолжался до тех пор, пока они не исчезли. По существу, битва решила, что ни одна часть Европы не будет частью Африки; и западные врата закрылись для наследников сарацин. Европейская военная организация обладала гибкостью, с которой не могли соперничать ни арабская, ни африканская системы. Испанцы не уступали маврам на их земле; а когда европейцам удалось навязать арену действия по своему выбору, маврам пришел конец.

Но результаты были куда масштабнее. После победы центральная часть Испании попала под власть кастильского королевства, и стало возможным объединение полуострова. До той поры Испания была не более чем географическим названием, такой же раздробленной, как средневековая Италия или Германия, в отличие от централизованных Англии, Дании, Польши или даже Франции. Битва вложила в руки кастильских королей истоки всех крупнейших рек и контроль над дорогами, проложенными вдоль водных путей. Испания оставалась разделенной в течение еще 250 лет, но ее объединение стало неизбежным с получением контроля над путями сообщения. В Лас-Навас-де-Толоса был заложен фундамент будущего союза, а не завоевания. Оказалось, что господство в Испании невозможно без владения бассейном центральных рек, испанские королевства способны действовать сообща ради одной цели, если целью был крестовый поход.

Хотя центробежные силы остались, преувеличить их роль трудно; стоит вспомнить слова одного из кастильских королей, произнесенные им в ответ на просьбу участвовать в защите Иерусалима: «Мы уже внесли свою долю, потому что здесь мы всегда в крестовом походе». Именно в таком духе, с уверенностью, что испанским королевствам суждены великие свершения, если они возьмутся за дело вместе, как было в Лас-Навас-де-Толоса, сразу после изгнания мавров состоялось завоевание Америки.

Глава 6

Жанна д'Арк и незавоевание Англии

I

Они встретились на мосту Монтеро, где река Обе пробивается сквозь нагорья Бургундии и вливается в Сену. Великий герцог с горсткой вассалов выступил вперед и преклонил колена у ног дофина Карла, показывая тем самым, что их распрям настал конец и отныне они вместе будут бороться против англичан. Как только герцог Жан склонил голову, вперед шагнул Таннги Дюшатель, приближенный дофина. Прежде чем кто-то успел вымолвить слово, он обрушил алебарду на шею герцога. Кровь хлынула рекой, раздались крики; кто-то из французов вонзил меч в живот другого бургундца, остальную свиту герцога взяли в плен и заковали в цепи.

Это произошло 19 сентября 1419 года и положило начало беспорядкам, которые раздирали Францию в течение следующих тридцати лет. Нельзя сказать, что французскому королевству не хватало напастей до убийства на мосту Монтеро. Армии короля Англии Генриха V тяжело навалились на страну; разгромив французских рыцарей при Азенкуре, англичане захватили почти всю Нормандию. Король Франции Карл VI регулярно страдал приступами летнего умопомешательства; королева Изабелла была известна своим распутством и развлекалась тем, что в лицо называла дофина, своего сына, незаконнорожденным. При Жане Бесстрашном Бургундия, ставшая мощным государством, простиравшимся от Альпийских гор до Северного моря, была достойным соперником Франции, и в момент повествования бургундцы владели королем, королевой и Парижем.

Дофин Карл, конечно, имел право претендовать и претендовал на регентство как глава нации. Но это был безвольный слюнтяй и хитрый сластолюбец, окруженный кликой графов Арманьяков, обладавших всеми качествами опытных головорезов. Они разоряли казну дофина, лишая денежного довольствия его гвардию, и так дурно пользовались своей властью, что парижане сами выгнали их из города и впустили бургундцев. И так было повсюду. Когда Генрих Английский осадил Руан, французы храбро защищались, но после того, как город был вынужден сдаться, едва ли кто из рыцарей и дворян, питавших глубочайшее отвращение к партии короля, отказался принести присягу захватчику — высокомерному чужаку, но способному обеспечить порядок и сравнительно честно вести дела.

Высокомерие чужака могло бы показать Франции путь к спасению. Генрих, развязавший войну, тайно уведомил герцога Жана Бургундского о том, что согласен на руку принцессы Екатерины и Нормандию в качестве приданого. Но после Азенкура он поднял планку и заявил, что вдобавок желает получить Анжу и сюзеренитет над Бретанью. В этот момент на сцену впервые выходит Таннги Дюшатель. При средневековом дворе тайна не могла долго оставаться тайной, и дофин со своим окружением получил полные сведения о требованиях Генриха. Дюшатель отправился к герцогу Жану с предложением: если он возьмется за правое дело изгнания англичан, то встанет во главе королевского совета.