Книга Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

Дверь её светёлки отворилась. Она подняла глаза на Сергеича.

— Наталья Кирилловна, к нам пожаловал государь, — весело объявил Матвеев.

Да, решающая минута. Это она прочитала по его глазам. Господи, как же она устала за эти дни томительного ожидания...

Матвеев вывел её за руку, давая понять царю, как сильно волнуется его воспитанница. Наталья поспешно склонилась в низком поклоне.

— Благодарю, великий государь, за бесценный подарок! Заслужила ли я его, ничтожная раба твоя? Библия — книга Господня, я с превеликим трепетом прикасаюсь к ней.

— Такое разумение в девице похвалы достойно, — заметил царь, любуясь красотой Натальи и её смиренным видом.

— Государь, когда я вошёл к своей воспитаннице, на её столике лежала раскрытая Библия...

— Наталья Кирилловна навычена читать Священное Писание? — спросил царь, продолжая любоваться ею.

— С отроческих лет, государь, навычена. Сначала иные истории рассказывала мне матушка, потом стала читать сама, — ответила Наталья.

— И какие истории полюбились тебе особливо?

— Душа моя особливо прилегла к царице Эсфири...

— О! — с похвальным удивлением воскликнул Алексей. — Эсфирь зело разумная и великая жена. Добрая царица.

Царь по-прежнему не спускал с неё взгляда. Она почувствовала, что должна что-то сказать.

— Я бы хотела иметь изображение Эсфири. Возможно ли сие?

— Отчего же невозможно?

Наталья снова поклонилась царю. И, когда она подняла голову, он подошёл к ней, поцеловал в щёку и торжественно произнёс:

— Так будь же благословенная перед Богом и людьми, невеста моя наречённая!

Наталья продолжала сохранять смиренный вид. Но какое торжество разлилось по лицу Матвеева! Он так долго ожидал этой минуты и, услышав слова царя, начал мысленно готовиться к своему триумфу.

Но невеста и её царственный жених, казалось, ничего не замечали. Царь взял за руку свою наречённую, и оба пошли в её светёлку. Казалось, никогда прежде он не был так нежен с женщиной да и не встречал ещё столь маняще женственной девицы. Алексей словно переживал вторую молодость.

Через несколько дней бояре стали говорить: «И что это случилось с государем? Он торопится до срока сделать свою невесту царицей. Велел поспешно выставить невест из кремлёвских хором, где только что завершился новый заезд. А чтобы девицам не было обидно, одарил их всякими пустяками!»

Приготовления к свадьбе были окружены особой таинственностью. Всё делалось втихомолку. Не произносилось даже само слово «свадьба». Те же, кто знали либо догадывались о великом деле, говорили, что хитрец выбрал удачное время, когда было не понять, к свадьбе готовятся при дворе или к Масленице.

Шла обычная предпраздничная суета. Кипела работа и в белошвейнях и в поварнях. Во дворце больше обычного хлопотал о чём-то дворецкий Богдан Хитрово. На женской половине освежались покои, перебирались царицыны наряды. Как и по праздникам, много суетились и возились бабы.

Подступило и последнее воскресенье перед Масленицей, именуемое Сырной неделей. Из кремлёвских поварен доносился аромат по всей Москве. Красная площадь полнилась слухами, что из кремлёвских подвалов выкатили запечатанные бочки и вино да меды разливаются в бочонки и кувшины.

«Всё, как на Маслену», — говорили одни. «Всё, да не всё», — возражали другие. Замечено было, что рейтар Крауфорда, царских телохранителей, не пустили домой после субботнего караула. Возле них суетился сам Матвеев, заботился, чтобы им дали удобное помещение. Ради этого подняли на ноги всю челядь, чтобы очистили место рейтарам и расположили их в людских службах. И сам Матвеев, как поняли люди, хлопотал и бодрствовал не ради одних рейтар. Его 3-й Петровский полк, что стоял за Петровскими воротами, тоже был вызван в Кремль и вступил в караул. Тут же находился и вездесущий Патрик Гордон, всегда призываемый в нужный момент.

И ещё одна новость. Днём в субботу царь был у патриарха Иоасафа. Они долго беседовали. А к вечеру пронёсся слух, что царь получил у патриарха благословение на женитьбу. Гадали, отчего сам владыка не показывается? Или благословение царю дал из-под неволи? Этим слухам способствовало то, что святитель устранился в последнее время от участия в дворцовых делах. Его слова не было слышно в делах царских. Ожидали свадьбы и венчания. Венчать царя было прямой обязанностью патриарха. Ужели не обещал Алексею вознести молитву Господу за благое окончание задуманного царём «великого дела»? И не осенит его образом Богоматери в золочёном чеканном окладе? Все знали, что это была любимая икона царя Алексея.

Все эти слухи и перешёптывания усилили и без того неотступную тревогу, овладевшую не только простыми людьми, но и боярами. Всяк опасался обмолвиться лишним словом. Ныне грозен Тишайший. Неосторожное слово может стоить жизни. Дома ты хоть вой от тоски, а при царе храни на лице улыбку.

Несмотря на воскресный день, Алексей велел собрать на совет царевичей, служителей духовного чина и близких бояр и снова отправился к патриарху за благословением. Патриарх был уже наготове, окружённый высшим духовенством и митрополитами. Он осенил царя крестным знамением и образом Богоматери — ещё более крупной иконой, чем вчерашняя, и в более дорогом окладе. Затем святитель благословил благовещенского протопопа Андрея венчать царя вторым браком.

Через некоторое время духовные лица, бояре и ближники царя собрались в его покоях. Многие с неприязнью поглядывали на Матвеева. Дворцовый люд считал его самозванцем, ибо он не был даже боярином и не отличался родовитостью.

Царя встретили обычными приветствиями, потом наступила тишина, исполненная тревожного ожидания. Алексей понял это молчание по-своему и торжественно начал:

— Ради устроения царства земли своей и наипаче дома моего государского, с благословения святителя нашего, отца-патриарха Иоасафа всея Руси, понапрасну не мешкая, изволили мы избрать себе в царицы единую из девиц-невест, нами собранных в град престольный Москву. Девица сия — Наталья, Кириллова дочь Нарышкина. Коли выбору моему супротив не станете, царевичи, бояре и князья, вся дума моя ближняя и вы, отцы-святители, богомольцы наши, ей подадим, по обычаю, платок-ширинку, яко царевне, и кольцо наше царское. Поймём её в жёны.

По решительному тону царя чувствовалось всё же, что согласия бояр и духовных отцов ему не требовалось. Царь соблюдал обычай, и присутствующие понимали это, вразнобой отвечая ему согласием:

— Что сказать? Твоя воля.

— Божие благословение почиет на тебе, государь.

— Тебе и решать.

— В час добрый, государь.

— Более сказать нечего.

— Как нечего? — раздался уверенный, с хрипотцой голос Ивана Михайловича Милославского, двоюродного брата покойной царицы Марии Ильиничны. — Чтой-то нашим боярам нечего сказать? Ну, коли так... На нет, как говорится, и суда нет. Однако мне есть что сказать. И первым делом спросить тебя, государь... Что это тебе вдруг захотелось новых порядков да обычаев? Ну, коли уж захотелось, скажи на Божью милость, зачем новые обычаи за бугром ищешь? Ужели у нас нет своих?