Книга Палачи и казни в истории России и СССР - Владимир Игнатов

На вашем столике бутоны полевые Ласкают нежным запахом издалека, Но я люблю совсем иные, Пунцовые цветы ЧеКа. Когда влюбленные сердца стучатся в блузы, И страстно хочется распять их на кресте, Нет большей радости, нет лучших музык, Как хруст ломаемых и жизней и костей. Вот отчего, когда томятся Ваши взоры, И начинает страсть в груди вскипать, Черкнуть мне хочется на Вашем приговоре Одно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»

Чекистские методы уничтожения и пыток были столь ужасными, что следственные комиссии белых армий, отвоевывавшие у красных города, поражались изуродованным трупам: у них часто были выколоты глаза, отрезаны носы, уши и конечности, раздавлены половые органы и вырваны кишки; тела не хоронили и не выдавали родственникам, а выбрасывали на свалки, в море, в реки и карьеры. Помещения для расстрелов были покрыты коркой от запекшейся крови и разлетевшихся мозгов — и их не убирали не только по нечистоплотности, но, возможно, и из садистского желания унизить жертву в последние моменты ее жизни: человек должен был с ужасом сознавать, что сейчас и его мозги добавятся в эту зловонную кашу. Судя по этим картинам, для работы в ВЧК нормальный человек был непригоден. Карательная машина Дзержинского производила некий естественный отбор сотрудников, принимая патологически кровожадных и даже психически ненормальных изуверов, находивших удовольствие в работе палача. «Волею революционной власти, — писал первый народный комиссар юстиции, левый эсер Штейнберг, — создавался слой революционных убийц, которым суждено было вскоре стать убийцами революции» (15: 55).

ЧК изначально была не только карательной, но и мародерской Организацией. В августе 1919 г. ВЧК издала приказ о том, что вещи расстрелянных концентрируются у видного чекиста А.Я. Беленького — начальника охраны Ленина — и распределяются по указанию Президиума ВЧК. Награбленное шло в первую очередь начальству. Сам Ленин получил от хозотдела Московской ЧК счет за полученные костюм, сапоги, подтяжки, пояс — всего на 1.417 руб. 75 коп. У Петрочека «был свой счет в Нарбанке, на который поступали конфискованные у осужденных деньги и выручка за продажу их имущества; рядовые чекисты не брезговали торговать одеждой и обувью казненных и, случалось, предлагали выкупить все это их родственникам» (22).

В архивах ЦК партии и в архиве Дзержинского сохранились многочисленные рапорты ответственных партийцев, ревизоров ВЧК, рисующие «разложение» местных органов политической полиции, «опьяненных кровью и властью». Упразднение всех юридических и моральных норм способствовало полной самостоятельности местных ЧК, их превращению в кровавые, никем и ни в чем не контролируемые застенки. Приведем выдержки из подобных рапортов. Инструктор ВЧК Смирнов сообщает Дзержинскому 22 марта 1919 г. из Сызрани: «Я просмотрел дело о кулацком восстании в Ново-Патренской волости. Пришел в ужас от хаотического ведения дел. Допрошено 75 лиц. Изо всех показаний невозможно уловить, что произошло… Расстрелы производились так: 16.11 — 5; 17.11–13. Постановления вынесены 28. II, через двенадцать дней позже произведения в исполнение. Когда я спросил местного начальника ЧК, он мне ответил: «Некогда разбираться и писать постановления. И к чему же, раз ликвидируем кулачество и буржуазию?»» Ярославль, 26 сентября 1919 г., донесение секретаря губкома РКП(б): «Чекисты грабят и задерживают кого угодно. Зная, что они будут безнаказанными, они превратили местную ЧК в сплошной притон, куда приводят «буржуек». Пьянствуют вовсю. Кокаин употребляется местным начальством». Астрахань, 16 октября 1919 г., донесение Н. Розенталя, инспектора Управления особыми отделами: «Начальник Особых Отделов XI армии Атарбеков не признает даже и центральной власти. 30 июля, когда тов. Ваковский, сотрудник ВЧК, откомандированный из Москвы для ревизии и налаживания работы, зашел к Атарбекову, тот ему заявил: «Скажите Дзержинскому, что я проверять себя не дам»… Штат состоит из подозрительных, а иногда и уголовных элементов, не соблюдающих никаких норм… Дела операционного отдела в полном беспорядке. О расстрелах даже нет личных постановлений, лишь списки, часто неполные, с краткой заметкой, что «расстрелян по распоряжению тов. Атарбекова». В деле мартовских восстаний даже не разберешь, кого, за что и почему расстреляли…».

В письме, адресованном Ленину, большевик Гопнер описал деятельность чекистов в Екатеринославе (письмо датировано 22 марта 1919 г.): «В этой организации, пораженной преступностью, насилием и произволом, управляемой уголовным сбродом, вооруженные до зубов субъекты расправляются с каждым, кто придется им не по нраву, производят обыски, грабят, насилуют, сажают в тюрьму, сбывают фальшивые деньги, вымогают взятки, а потом шантажируют тех, кто им эти взятки дал, и освобождают за суммы в десять, а то и в двадцать раз крупнее».

25 декабря 1918 г. ЦК РКП(б) обсудил новое положение о ВЧК. Инициаторами были Бухарин и ветераны партии Ольминский и Петровский. Они критиковали «полновластие организации, ставящей себя не только выше Советов, но и выше самой партии». Требовали принять меры, чтобы «ограничить произвол организации, напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Л.Б. Каменев, назначенный председателем комиссии политического контроля, предложил упразднить ВЧК. В.И. Ленин заявил о решительной защите ЧК, «подвергшейся за некоторые свои действия несправедливым обвинениям со стороны ограниченной интеллигенции…неспособной взглянуть на вопрос террора в более широкой перспективе». По предложению В.И. Ленина и без того нерешительная критика действий ЧК была окончательно прекращена и законодательно запрещена Постановлением ЦК партии от 19 декабря 1918 г.: «На страницах партийной и советской печати не может иметь место злостная критика советских учреждений, как это имело место в некоторых статьях о деятельности ВЧК, работы которой протекают в особо тяжелых условиях» (23: 122).

Ученые-историки Ю.Г. Фельтинский и Г.И. Чернявский в работе «Красный террор» утверждают, что «в отличие от белых, которые не находили в массовом терроре идеологической и практической необходимости, так как воевали не против народа, террористическая политика большевиков носила принципиально иной характер, так как несмотря на все демагогические заявления и заверения большевистских лидеров, советская власть воевала не за интересы народа, а против народа. Поэтому курс насилия лидерами большевиков проводился в отношении почти всего крестьянства. Опиралась в этих своих действиях советская власть на сельских маргиналов — пьяниц, лентяев и проходимцев, которых украсила при этом регалиями «сельского пролетариата»». «Советской властью смертельным врагом был объявлен почти весь слой образованных и хозяйственно активных людей, которые несли на себе бремя экономического прогресса страны и являлись носителями ее культуры». Авторы приходят к выводу, что основная причина «красного террора» заключалась в отчуждении советской власти от основных социальных структур общества, в ее враждебности простым трудовым людям, людям знаний и общественной инициативы. «Красный террор», проводившийся с «высочайшего благословения» лидера партии большевиков и главы правительства В.И. Ленина, по своим масштабам, глубине, бесчеловечности ни в коем случае не может быть уподоблен «белому террору», который являлся вторичным, ответным и обусловленным обстоятельствами и конъюнктурой Гражданской войны (24: 508).