Книга Операция "Дуб". Звездный час Отто Скорцени - Грег Аннусек

Скорцени почувствовал, что слова маршала вогнали его в краску.

«Услышав это, я решил на будущее никогда больше не торопиться высказывать свое мнение», — вспоминал он позднее.

Как и другие высокопоставленные нацистские чины, наутро после переворота Кессельринг нанес визит в «Волчье логово», однако как уже говорилось выше, пятидесятисемилетний командир люфтваффе отнюдь не разделял озабоченности фюрера развитием событий в Италии. «Похоже, на Кессельринга они произвели благоприятное впечатление! — возмущался Геббельс в своем дневнике. — Он полагает, что Бадольо намерен продолжать войну всеми средствами, какие только имеются в распоряжении итальянцев. Судя по всему, Кессельринг не понял, что это просто был разыгран хорошо поставленный спектакль».

Гитлер был того же мнения. Раздраженный наивностью своего главнокомандующего в Италии, он приказал Скорцени не слишком распространяться о целях своей миссии в разговорах с Кессельрингом, равно как и с немецкими дипломатами в Риме. «Все должно быть в строжайшей тайне, — заявил фюрер, имея в виду операцию „Дуб“. — Ни командующий нашими войсками в Италии, ни наш посол в Риме не должны ничего знать о вашем задании, поскольку они не владеют ситуацией, создавшейся в Италии, и могут наделать всевозможных ошибок». Такую же лекцию о необходимости секретности Гитлер прочел и Штуденту.

Как оказалось, пессимизм Гитлера был вполне оправдан. Практически все его «ключевые фигуры» в Италии — от маршала Кессельринга до посла Макензена и военного атташе, генерала Энно фон Ринтелена — были склонны верить Бадольо, заверявшего Германию в своей верности странам «оси». Тайный приказ Гитлера предполагал двойной обман. Фюрер не только пытался держать в секрете от Бадольо свой дьявольский план относительно судьбы Италии. Он делал все для того, чтобы в неведении оставались свои же немецкие высшие чины, которым он не вполне доверял.

Впрочем, секрет этот хранился не слишком хорошо. К концу июля практически каждый немец в Риме, если он занимал более-менее высокий пост, уже был в курсе планов фюрера хотя бы в общих чертах. Более того, Кессельринг и фон Ринтелен оказались втянуты в операцию «Штудент» с самого начала: без их помощи генерал Штудент был просто не в состоянии осуществить свой дерзкий план — арестовать короля Виктора Эммануила и других заговорщиков, на чьей совести было свержение дуче. Оба военных выступали против похищения короля и делали все, что в их силах, для срыва операции, прямо или косвенно ставя Штуденту палки в колеса. (Одержимость Гитлера секретностью этого периода порой приводила к непредсказуемым последствиям. Например, 2 августа Ринтелен нанес визит Гитлеру в «Волчье логово» с намерением отговорить его от проведения операции «Штудент». Но прежде чем ему удалось встретиться с фюрером, Вильгельм Кейтель предупредил Ринтелена, что поднимать эту тему запрещено. По словам Кейтеля, Гитлер пришел бы в ярость, узнав, что Ринтелен посвящен в тайну!)

Кессельринг догадывался, что фюрер пытался обнаружить местонахождение дуче, однако Штудент и Скорцени прилагали все усилия к тому, чтобы он ничего не узнал. «Хотя этот безумный план и держали от меня в секрете, — писал позднее Кессельринг, — естественно, вскоре я о нем узнал, поскольку все основные нити так или иначе были в моих руках».

То, что Кессельринг ошибался, доверяя новому итальянскому режиму, было наглядным свидетельством того, как лицемерные заявления Бадольо были способны обмануть даже самые скептические умы Германии. Хотя та степень наивности, какую демонстрировал Кессельринг, была редким явлением среди немецкого генералитета, маршал был не одинок в своих иллюзиях относительно планов Италии. Даже мрачный Эрвин Роммель и тот порой впадал в неоправданный оптимизм. «Нельзя исключать, — писал он жене 30 июля 1943 года, — что новое итальянское правительство будет и далее сражаться на нашей стороне».

* * *

Вскоре на арену действий прибыла нацистская «кавалерия» в лице 2-й парашютной дивизии люфтваффе, приземлившейся в Риме в течение следующих нескольких дней. Так получилось, что она прибыла без согласия итальянцев, которых заверили, что вскоре она будет переведена на Сицилию или в южную Италию, что, несомненно, было откровенной ложью.

Вечером 28 июля Радль и коммандос из батальона «Фриденталь» приземлились на небольшом аэродроме в городке Пратика ди Маре, примерно в двадцати пяти километрах к югу от столицы. (Они сделали крюк, залетев во Францию 27 июля, и в Италию вылетели на следующий день.) Переодетые в форму парашютистов, фридентальцы на первое время расквартировались неподалеку от аэропорта. Скорцени прибыл 29 июля. Особо не вдаваясь в подробности, он сообщил своим людям, что в скором времени их позовут для выполнения важной операции — это была косвенная отсылка к операции «Дуб» и операции «Штудент».

Эсэсовцы слушали Скорцени, обливаясь потом. «Люди стояли на летней жаре под южным солнцем, — вспоминал Радль. — Терпеть жару не было сил. У Скорцени распухла губа, потому что на ней выскочил пузырь». Он прервал свою речь лишь тогда, когда один из солдат упал в обморок. Скорцени это жутко разозлило. «Если кто-то из вас считает, что не может принимать участие в этом задании, и желал бы вернуться домой, он должен мне лично сказать об этом, — заявил он. — Мы можем использовать только самых лучших, самых крепких, тех, кто готов рисковать собственной жизнью. Потому что это самое главное».

После этой вдохновляющей речи Скорцени и Радль отправились во Фраскати, где у них на одной из вилл располагался штаб, частью которого была и ставка Кессельринга. Штудент расположил здесь же и свой штаб 11-го корпуса ВДВ. Пока они туда ехали, Радль всю дорогу умилялся пасторальными сценами, мелькавшими за окном автомобиля: и серыми осликами, трусившими вдоль дороги, и играющими у обочины детьми, и женщинами с кувшинами на плечах, и яркими товарами торговцев фруктами, и виноградниками, что тянулись слева и справа от дороги.

Лишь приехав во Фраскати, Радль узнал о существовании операции «Дуб». А когда узнал, то пришел в замешательство. Обсудив ее подробности, они со Скорцени согласились с тем, что обнаружить местонахождение Муссолини будет не так-то легко. «Что касается наших действий, — вспоминал Скорцени, — то мы даже не мечтали ни о каком освобождении, а час „ноль“ казался нам чем-то очень далеким».

В последующие дни и недели расследование было сосредоточено на обстоятельствах исчезновения дуче. С этой целью Скорцени развернул бурную деятельность по сбору информации в Риме — то есть там, где Муссолини видели в последний раз. Хотя позднее нацистская пропаганда и утверждала обратное, Скорцени выполнил свою миссию отнюдь не в одиночку. В Италии поисками и освобождением дуче занималась целая группа. Помимо генерала Штудента, формально отвечавшего за операцию «Дуб», Скорцени и Радль работали в тесном взаимодействии с офицером разведки Герхардом Ланггутом. (Каждая крупная немецкая часть — дивизия, корпус, армия, группа армий — имела свой штаб. Один из офицеров штаба занимался разведкой и имел группу подчиненных. Его обязанности состояли в сборе сведений о противнике: он отслеживал его передвижения, численность, определял цели разведки и т. д.) По совету Гиммлера Скорцени также прибегал к помощи двух сотрудников разведки РСХА, обосновавшихся в Вечном городе, — Герберта Капплера и Ойгена Долльмана.