Книга Огни Парижа - Барбара Картленд

– Ты счастлива, дорогая? – нежно спросил он.

– Бесконечно… невероятно… счастлива! – воскликнула она. – Я чувствую, как все во мне поет от радости, что я узнала тебя, и потому, что ты поцеловал меня.

Маркиз поднес ее руку к своим губам.

– Ты моя!

– Я бы хотела быть твоей, – серьезно произнесла Линетта. – Когда мы сможем быть вместе?

– Мы поговорим об этом завтра, – ответил маркиз. – Я хочу увезти тебя из этого дома. Я найду место, где мы будем вместе.

По выражению лица Линетты он увидел, насколько его слова обрадовали ее.

– А что мне сказать Бланш? – спросила она. – Она, наверное, рассердится на меня за то, что я была так неучтива сегодня с мистером Воссеном и убежала от него.

– Я завтра заеду поговорить с Бланш д'Антиньи, – пообещал маркиз. – Когда она встает?

– Не слишком рано. Но я думаю, около одиннадцати она поедет на репетицию.

– Я заеду в половине одиннадцатого, – решил маркиз. – Ты предупредишь ее через горничную или мне сказать лакею?

– Я скажу горничной, когда она принесет мне завтрак.

Помолчав немного, Линетта спросила с тревогой в голосе:

– Ты точно приедешь? Не передумаешь?

– Ты знаешь, что можешь мне доверять.

– Я не хочу быть тебе обузой… или помехой. Ты же знаешь, как я этого боюсь. Ты уверен, что я тебе не в тягость?

– Я думаю, мы оба знаем, что у нас друг к другу совершенно особенное чувство, – ответил маркиз. – Мы недавно знакомы, Линетта, и все же ты сказала мне, что любишь меня. Я не верю, что ты просто поддалась обаянию этой ночи и огней Елисейских Полей.

– О нет, конечно, нет! – покачала головой Линетта. – Это потому, что я чувствую, что принадлежу тебе… всегда тебе принадлежала… – Она запнулась. – Это очень трудно объяснить, но я знаю, что это так, потому что у меня такое чувство.

– Чувства не лгут, – согласился маркиз. – Я уже сказал, Линетта, что ты моя, и, хотя у меня есть еще кое-какие планы и дела на завтра, я обещаю тебе, что в это время я расскажу тебе все.

– Благодарю тебя!

– Когда ты вернешься, сразу же ложись спать. Ни о чем не беспокойся. Предоставь все мне.

– Я мечтаю о том, чтобы все было в твоих руках, – вздохнула Линетта, – но все-таки у меня такое чувство, что я навязалась тебе.

– Разве мы только что не согласились, что это судьба? А над судьбой никто из нас не властен.

– А я и не хочу изменять мою судьбу.

Она снова склонила голову на плечо маркизу, и в этом движении была ласка, трогательная и нежная.

– Я так переживала весь день, – призналась она. – Я чувствовала, что в предложении Маргариты было что-то дурное, чего мама никогда бы не одобрила, но теперь у меня уже нет никаких сомнений и тревог.

– Ты думаешь, твоя мать одобрила бы наши теперешние намерения? – спросил маркиз.

Линетта подумала несколько мгновений и затем сказала:

– Я думаю, она бы поняла. Она любила моего отца так же, как я люблю тебя, и поэтому она была бы рада моему счастью.

Так, разговаривая, они подъехали к дому № 11 на авеню Фридлянд. Линетта с тревогой взглянула на парадную дверь.

– Ложись спать, дорогая, – посоветовал маркиз. – Если Бланш дома, в чем я сомневаюсь, так как для Парижа час еще не поздний, не говори ей о том, что случилось сегодня. Предоставь мне объяснить ей все завтра утром. – Он поднес к губам сначала одну ее руку, затем другую. – Я буду думать о тебе, – произнес он нежно.

– Я тоже не могу думать ни о ком другом. Только о тебе. Я стану считать минуты до нашей завтрашней встречи.

– Мы позавтракаем вместе, – сказал он. – Повидавшись с Бланш, я попрошу доложить тебе, что желаю тебя видеть.

– Я буду ждать. Ты не забудешь, что я люблю тебя? – шепнула Линетта.

– Ты меня плохо знаешь, – покачал головой маркиз.

Поцеловав ей еще раз руку, Дарльстон вернулся к ожидавшему его экипажу.

* * *

На следующее утро Линетта проснулась с таким чувством счастливого возбуждения, какое она испытывала только ребенком в Рождество.

В первую минуту после пробуждения она даже не могла вспомнить, почему так счастлива, но потом воспоминания прошлой ночи нахлынули и затопили ее, как солнечный свет.

Закрыв глаза, она снова воображала себя в объятиях маркиза, ощущала на своих устах его поцелуй.

Кто бы мог подумать, что поцелуй может настолько преобразить все вокруг, что весь мир исчезает куда-то и тебя уносит в небеса?

Вспоминая вчерашнюю прогулку, все ее существо вновь переживало те ощущения, отзывалось на прикосновения рук маркиза, его губ, на звуки его голоса, приводившие ее в сладостное смущение.

«Я люблю его, и на свете нет ничего прекраснее, чудеснее любви», – сказала она себе.

Только сейчас Линетта поняла, почему ее мать не могла без слез говорить от отце. Ведь если бы она потеряла маркиза сейчас, у нее не осталось бы в жизни ничего, только незаполнимая пустота, только бесконечная непроницаемая тьма.

Девушка мучительно сожалела теперь, что не догадывалась раньше, как скорбела и тосковала ее мать по любимому, ее отцу. Линетта помнила, что мать часто сидела в саду, не видя и не замечая ничего вокруг, думая только об умершем муже и о своей юности, умершей и похороненной вместе с ним.

«О Боже, как я была глупа и бесчувственна!» – шептала Линетта.

Но теперь она знала, что любовь пронизывает человека насквозь, полностью завладевает им, и без любви весь мир становится бесплодной пустыней.

«Я не должна потерять его», – клялась Линетта себе.

Она с восторгом вспоминала, как он сказал, что ей не нужно будет беспокоиться о будущем – он сам позаботится о ней.

«Мы будем вместе», – думала она. Вспоминает ли он о ней сейчас, как вспоминает она о нем?

Когда горничная принесла ей завтрак, Линетта попросила ее сказать Бланш, как только та проснется, что маркиз Дарльстон посетит ее в половине одиннадцатого.

– Я скажу мадам, если только она к тому времени проснется, – ответила горничная.

– Но ведь она же едет на репетицию сегодня утром? – спросила Линетта.

Горничная пожала плечами.

– Может быть, едет, а может быть, и нет. Я знаю, что мадам вернулась домой только в пять часов. Ей нужно выспаться.

– Да, конечно, – неуверенно согласилась Линетта, начиная беспокоиться: а что, если Бланш еще не проснется, когда приедет маркиз?

– Уж сегодня-то ночью она поспит в свое удовольствие, – продолжала горничная, убирая платье и туфли Линетты, которые были на ней прошлой ночью.