Книга Сорванная помолвка - Тина Лукьянова

— Посылка — это хорошо, — сказала сестра и вздохнула. — Дульче, я так по тебе скучаю.

— Я тоже, — всхлипнула я прямо в артефакт. — И по тебе, и по бабушке. Постараюсь почаще с вами связываться, но у меня эвриков не так много.

— Ой, мы же сейчас все проболтаем! — спохватилась Марита. — До свидания, Дульче. Целую.

— Целую, — грустно повторила я. — И тебя, и бабушку. Пока.

Служащий безжалостно забрал у меня два эврика, и я пошла домой относить плащ. Разговор с сестрой больше расстроил, чем обрадовал. Вновь услышать ее голос было приятно, но то, что бабушке обо мне наговорили невесть чего, внушало опасения. Я пыталась себя успокоить, что при личной встрече непременно расскажу все, как было, а не как преподнесли, но получалось плохо. Убедить бабушку не так-то просто.

В госпитале к моему возвращению все уже поели, лишь за шестым столиком стоял нетронутый обед. Странно, в шестой палате же никого нет. Я посмотрела в списки. Нет, кого-то привезли, пока меня не было. Остальные заполнены, а эта пустовала до сегодняшнего дня. Но почему он на обед не пришел? Обычно больные не пропускают такие важные вещи. Или пришел, а ему не понравилось? Еда на тарелках выглядела аппетитно, но пришлось ее выбросить.

На полднике больной из шестой палаты тоже не появился, хотя на аромат сдобных булочек задолго до сигнала сбежалось все отделение. На лишнюю булочку косились жадными глазами, но я была непреклонна. Она для больного из шестой палаты, а он уже пропустил обед. Что, его за это и полдника лишать? Булочка перекочевала в шкафчик вместе с тарелочкой, на которой лежала, вызвав несколько разочарованных вздохов. Странные какие! Ее все равно на всех не хватит, а товарищ по несчастью останется голодным. Никакой заботы о ближнем.

Когда пациент из шестой палаты не пришел и на ужин, я по-настоящему забеспокоилась. Может, ему нельзя двигаться, а у меня в бумагах просто не отметили? И все это время он находится там одинокий и голодный? В палате, кроме него, и нет никого, некого попросить о помощи!

Мне стало ужасно стыдно. Я собрала на поднос тарелки с его ужином и полдником и почти побежала в шестую палату. Из головы не выходил образ героя Империи, страдающего от мук, вызванных тяжелым ранением. Лежит, бедолага, и смотрит в потолок. А о нем все позабыли.

Но в потолок он не смотрел, хотя действительно лежал на кровати на спине, даже не расправив постель. Глаза его были закрыты, изо рта доносилось тихое похрапывание. Такое героическое похрапывание, совсем не как у фьорда Кастельяноса после ночного дежурства.

И сам герой Империи, пострадавший от неведомой вражеской магической атаки, выглядел в точности так, как изображают на плакатах военного ведомства. Коротко стриженные светлые волосы хорошо оттеняли загорелое лицо, на которое бросали густую тень темно-каштановые ресницы. И лицо героическое. Такое волевое, с хорошо очерченными скулами, с короткой светлой щетиной, с потрескавшимися губами…

Я поставила поднос на тумбочку. Пусть фьорд поспит, вон как умотался. Проснется — поест. Столько проспать, не просыпаясь даже на обед, — это уметь нужно, это не всякому дано. Сколько же он энергии потратил, бедный? Хотелось погладить его по голове, по этим коротким выгоревшим волосам, но вряд ли такой сильный мужественный фьорд нуждается в моей жалости.

Дел у меня в палате не было, но я почему-то не торопилась уходить. Не каждый день получается вот так, вживую, рассмотреть настоящего героя. Интересно, какие у него глаза? Мне казалось, должны быть серыми. Как осеннее грозовое небо. Чтобы враги Империи пугались одного взгляда.

Лицо фьорда дернулось и искривилось в страдальческой гримасе. Ему же, наверное, холодно! Я торопливо взяла одеяло с соседней койки. Герои мерзнуть не должны. Пусть ничего не мешает его сну.

Но попытка помочь с треском провалилась. Когда я попыталась укрыть фьорда, он сразу проснулся и резко открыл глаза. Черные. Как ночное грозовое небо…

Глава 7

— Вы кто, фьорда? — чуть хрипловатым со сна голосом спросил пострадавший герой. — Я где?

Он недоуменно посмотрел на меня, обвел глазами палату, и я поняла, что он ничегошеньки не помнит о том, почему сюда попал. Наверное, приложило магией так, что он и не почувствовал, как его сюда доставили.

— Вы в госпитале, фьорд, — важно ответила я. — В отделении пострадавших от магии Огня.

— Пострадавших? — удивился он. — А что случилось?

— Вам лучше знать, фьорд, — пожала я плечами. — Меня утром не было, да и не факт, что мне рассказали бы, я же только учусь.

— На целителя? — спросил он.

Движения и восприятие у него были чуть заторможенными. Наверное, по прибытии его специально отправили в целительный сон, а я разбудила и помешала нормальному выздоровлению. Мне стало ужасно стыдно.

— Нет, пока только на медсестру, — пояснила я. — А еще я работаю в отделении буфетчицей. Вы не вышли ни к обеду, ни к ужину, а мне закрывать надо. Вот я и подумала — вдруг вам ходить нельзя, а вы голодный один лежите в палате.

— Действительно один. — Он огляделся по сторонам. — Надо же, отдельная палата… Впервые за месяц. Интересно, за какие такие заслуги?

— В других мест свободных нет, — улыбнулась я. — Все заняты. А эта пустовала. Вот вас и положили. А что с вами случилось?

Я с замиранием сердца ждала рассказа из первых рук о героической борьбе с врагами Империи. О том, как он в одиночку противостоял целому легиону врагов. До последней капли магии, до последнего файербола. И отстоял бы, если бы числом не задавили. У него магии много, но и много магии когда-нибудь заканчивается.

— Да собственная глупость, — смущенно сказал скромный герой. — На полигоне по мишени сдуру магией зарядил. А там же противомагическая защита, вот и прилетело назад. Хорошо, что больше никого не задело. — Он огляделся и уточнил: — Не задело же, если к вам больше никого не доставили?

— Только вас, — подтвердила я.

Какой заботливый! Первым делом о других подумал! Я с восхищением на него уставилась. Да, именно такими и должны быть настоящие герои!

— Дульсинея, — раздался недовольный голос фьорда Кастельяноса, — что вы здесь делаете?

Целитель выглядел очень недовольным. Наверное, я действительно вмешалась ненароком в лечебный процесс и помешала. Мне стало ужасно стыдно. Мало того, что разбудила, так сейчас еще и расспрашиваю, чтобы любопытство удовлетворить. А пациенту нужен покой!

— Больной не вышел на обед, — попыталась я оправдаться. — Я сначала решила, что ему наша еда не понравилась. Но он не пришел ни на полдник, ни на ужин. Вот я и подумала — вдруг он лежачий, и это просто забыли указать, понимаете? Собрала поднос, чтобы отнести…

Я показала на поднос, который так и стоял нетронутым на тумбочке. И тут мне стало еще более стыдно. Позаботилась, называется. Бедный пациент так и лежит голодный, я ему не даю поесть нормально, а он из вежливости отвечает на мои глупые вопросы.