Книга Освобождение Атлантиды - Алисия Дэй

Все в нем было неправильно.

В этот единственный, замороженный миг его Атлантийская часть сопротивлялась непреодолимой потребности, сильному требованию и горькому голоду, изливающимся из его Нереидской части. Но его Нереидская часть отрицалась слишком долго.

Она хотела. Она нуждалась. Она нуждалась в Кили, и она ее получит.

Бессловесный рев вырвался из его легких и горла. Он возьмет ее. Немедленно. Он сделал шаг вперед, чтобы пересечь лестничную площадку, но от первого прикосновения его руки к гладкой поверхности яростный электрический разряд откинул его на полдюжины шагов назад.

Позади него споткнулся Фарнатус, несчастное создание, о котором он почти забыл.

— Я не понимаю, что здесь происходит, мой лорд. Но все выходы из Пустоты закрыты и защищены смертельной магией. Так как их создала богиня вампиров, так их и следует проходить. Без жертвы крови ни Вы не сможете присоединиться к своим товарищам, ни они к вам.

Джастис рыча, ходил кругами, все еще держа в руке меч. Фарнатус съежился, прикрывая лицо рукой, его дикие глаза закатились.

— Судя по тому, что я вижу, Вы собираетесь забрать мою жизнь, — сказал он, без малейшего достоинства. — По крайней мере, позвольте мне вознести последние слова богам моих отцов, прежде чем Вы это сделаете.

Прежде чем Джастис успел возразить на это, прежде, чем смог сдержать порыв атаковать, деформированное существо, которое когда-то было человеком, склонило голову и опустилось на одно колено. Он начал бормотать простой унылый текст молитвы, и Джастис был поражен, услышав, что это была благодарственная молитва.

Благодарность.

Он схватил Фарнатия за плечо и рывком поставил на ноги.

— За что ты можешь быть благодарен? Что ты можешь сказать этим своим бесполезным богам, которые бросили тебя в этом аду на тысячи лет? Они не заслуживают ни твоих молитв, ни благодарности, а только твою ненависть и месть.

Греческий язык Джастиса был почти неразборчив, поскольку он говорил сквозь зубы, но человек, стоящий перед ним, кажется, понимал его.

— Возможно, однажды Вы были правы, — пробормотал Фарнатий разбитыми и искалеченными губами. — Возможно, тогда я бы умер со словами мести на губах и ненавистью в сердце. Но пришли Вы, и Вы принесли свет со своим священным мечом. На мое лицо снова попал свет, в один последний раз, после двух тысяч лет тьмы. Как я могу не быть благодарным? Как я могу не верить в моих богов? Ведь Вы их посланник, и теперь, своим сверкающим мечом Вы отправите меня к ним.

Джастис сделал шаг назад, расстроено крича.

— Я не посланник богов, ты, несчастный, заблуждающийся дурак. Я — ничто, отверженный бастард лицемерного короля и нежеланное проклятие морского бога. Даже моя собственная мать бросила меня. Поэтому не говори мне о богах и их посланниках. Я не собираюсь тебя убивать. И хотя меня зовут Джастис, я не восстанавливаю справедливость.

Он повернулся к окну. Значит, у него нет доступа в Атлантиду. Никогда снова он не ступит на свою родину. Он не знал, что эти мысли вывернут его с такой резкой агонией и ужасным отчаянием, но раньше он отдаст свою жизнь, прежде чем заберет ее у этого бедного несчастного существа.

Он не сможет вынести вновь вида Кили, так что он был осторожен, смотря только на Конлана и Вэна.

— Братья, — сказал он, слово как-то сформировалось на Атлантийском, вместо древнегреческого. — После всех этих лет, я, наконец, могу назвать вас своими братьями и только, чтобы попрощаться с вами.

Нереида в нем тихо выла с гневом, но ее заставила замолчать его Атлантийская часть души, когда он увидел слезы, льющиеся из глаз его братьев. Конлан и Вэн, братья, которых он никогда не мог иметь, страдая, стояли перед ним, на их лицах было написано свидетельство их отношения к нему.

— Никогда не прощайся, брат мой, — сказал Конлан, его темные глаза вспыхнули серебром. — Не тогда, когда мы только нашли тебя. По праву короля я требую возможности принести себя в жертву. Знай, что я делаю это во имя любви к тебе, и пусть это исцелит тебя.

Прежде чем Джастис успел среагировать, Конлан поднес к своему горлу кинжал и вдавил лезвие в свою плоть. Реакция Вэна, однако, была намного быстрее, поскольку он предупреждающе зарычал и ударом оттолкнул руку Конлана.

— Ты этого не сделаешь, проклятый идиот! Я же говорил тебе, если кто-то и принесет себя в жертву за нашего брата, то это буду я.

На этом Вэн извернулся, так что оказался под рукой Конлана и поднял его руку, пока кинжал, все еще сжатый в кулаке Конлана, не порезал горло Вэна. Полоска яркой алой крови потекла из-под лезвия, гипнотизируя Джастиса своим ярким цветом.

Отклик. Жизнь. Жизни обоих его братьев, которыми они хотели пожертвовать ради него. Осознание этого вывело его из странного транса, вызванного видом капающей крови.

— Нет. Нет! Вы не можете. Я не приму ее. Я не возьму ответственность за ваши жизни на свою совесть. Я не достоин и никогда не был достоин Вашей жертвы.

Но то ли они не слышали его, то ли игнорировали его, потому что они боролись за кинжал. Сражаясь друг с другом за то, кто умрет, чтобы он мог вернуться домой.

Агония как холодная сталь пронзила его грудь при мысли о том, что они оба умрут во имя его спасения.

— Нет, — закричал он снова. — Я ее не приму. Я возвращаюсь в Пустоту, так что любые ваши жертвы будут принесены напрасно. Опустите кинжал и прекратите эту глупость.

Он выражал фальшивый сарказм, которого не чувствовал в своем голосе.

— Вы такие дураки, оба. Немедленно прекратите это безумие. Я с радостью возвращаюсь в Пустоту, чтобы избежать ваших плаксивых жертвенных порывов.

И затем, с храбростью, которой он не знал никогда за все свои века, он поднял голову, чтобы в последний раз взглянуть на Кили. Он упивался ее видом — великолепные рыжие волосы, к которым он никогда не прикоснется, пышное тело, которое он никогда не почувствует рядом.

— Помни обо мне, моя леди. Это единственное, что я у вас прошу в этой или другой жизни. Помни меня, хоть ты никогда меня не знала, потому что я чувствую так, будто знал тебя целую вечность и желал тебя еще дольше.

На этом он повернулся, чтобы уйти, борясь со всеми имеющимися у него инстинктами. Его ум, и сердце, и душа кричали ему, что он не может покинуть ее. И все же его честь знала, что он не может позволить своим братьям принести окончательную жертву за него.

Когда он повернулся, забыв, что все еще держит в руке свой меч, путь ему преградил Фарнатий.

— Никакой «отверженный бастард» не выказал бы такую преданность своим братьям, — сказал он, в его искореженных чертах сияло простое достоинство. — Вы посланник богов, хоть Вы и не знаете правду о себе. Вы эмиссар моего избавления от тьмы, от Анубизы и от бессмысленной смерти.

В этот миг Фарнатий задохнулся и поднял голову, чтобы с ужасом в широко раскрытых глазах посмотреть на что-то поверх плеча Джастиса. Джастис развернулся на месте, чтобы посмотреть, какая возникла новая опасность, но даже раньше, прежде чем он начал поворачиваться к проклятому порталу Анубизы, внезапный и зловещий вес упал на него.