Книга Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

В памяти Вениамина осталось несколько рассказов старой Эсфири. Вот они перед тобой, читатель: «Смерть Ребе», «Для детей дома Учителя[18]», «Похороны» и «Иди-себе-Авигдор».

Смерть Ребе

Когда настали трудные времена и армия Наполеона вторглась в Белоруссию и достигла городка Ляды, где проживал в то время Старый Ребе, собрал реб Шнеур-Залман своих домашних и двинулся на юг, подальше от войны. В одной из деревень, называемой Пены, почувствовал он приближение смерти и возлег на смертном одре, отвернувшись лицом к стене, и не было с ним никого, кроме старого служки. Все его близкие стояли в тот час снаружи, обратив лица к небесам и читая псалмы. А дело было зимой, декабрь, конец месяца тевет, и мороз жуткий.

И когда вознеслась к небесам чистая душа ребе, послышался оттуда звук, похожий на стон — как видно, стон самого Господа, да будет благословен. И объят был народ из конца в конец страхом великим, смятением и паникой, криками и рыданием. И поднялся ужасный ветер, и вой, и свист, и принес он на крыльях своих столько снега, что все окрест покрылось толстым белым ковром — и люди, и мир.

В тот же день долетела горькая весть до ближних местечек, и устремились в деревню Пены люди со всех сторон, из городов Прилуки, Конотоп, Сумы и Ромны. И стали представители этих общин спорить за право похоронить ребе на своем кладбище. Вышел тогда старый служка к людям и сказал:

— Тихо, вы все! Перед тем как отлетела душа святого ребе, произнес он одно и только одно слово. И слово это: Гадяч!

И тогда вынесли тело ребе из деревенского дома, уложили на сани, на мягкую солому и повезли в Гадяч. И народу, который шел за санями, все прибавлялось и прибавлялось, пока не стало много до необозримости. А когда сани проезжали через населенное место, то лавочники закрывали там свои лавки, ученики прекращали учебу в хедере, портной откладывал иголку, а сапожник шило, и все выходили провожать Старого Ребе. И повсюду, где проезжали сани, слышались скорбные молитвы и плач.

И по-прежнему дул ураганный ветер, и мороз жег людей смертным холодом в полях и на дорогах.

Для детей дома Учителя

Когда процессия достигла города Ромны, то все его население вышло на улицу, от мала до велика. И был там один подросток по имени Лейбка, сын бедной вдовы, еще не достигший тринадцати лет, возраста бар мицвы. Услыхав о шествии, он выбежал из хедера на улицу и сначала услышал шаги тысяч людей, а потом и увидел огромную толпу евреев, которые в полном молчании шли за санями, и каждое лицо было искажено горем, и в каждом сердце — скорбь. Сани остановились у главной синагоги города, тело Ребе внесли внутрь и положили там на биму, возвышенное место. Было зажжено множество свечей, и плачущий хазан спел молитву «Эль мале рахамим» — «Бог, исполненный милости». И все, кого смогла вместить синагога, слушали хазана и смотрели на биму глазами, полными слез. А тысячи остальных стояли снаружи, и ждали, и тоже плакали. Но юный Лейбка был ловок и проворен и потому смог протиснуться едва ли не к самой биме и увидеть все то, что увидел, и услышать все то, что услышал.

После «Эль мале рахамим» погребальные носилки вынесли из синагоги, положили на сани и снова пустились в путь. Так продвигалась эта печальная процессия из города в город, из местечка в местечко, из деревни в деревню, с хутора на хутор. Лейбка из города Ромны был из тех подростков, которые делают все, что им Бог на душу положит, не спрашивая ни у кого позволения. Поэтому он присоединился к шествию, твердо вознамерившись проводить ребе до самой могилы. Но одет он был так, как только и может быть одет сын бедной вдовы: рваный тулуп, а на ногах — худые лапти, где дыра на дыре.

Когда отошли уже на несколько верст от города, понял Лейбка, что вот-вот отморозит ноги. Он стал прыгать на месте и стучать ногой об ногу в попытках согреться, но все было напрасно. Безжалостный холод не собирался отпускать свою добычу: он залез под дырявый тулуп мальчика и теперь пробирал его до самых костей, до самого сердца. Лейбка уже не мог унять дрожи, зубы начали стучать, а парень начал скулить, потому что только голос пока еще слушался его. Один из евреев, идущих за санями, обратил на него внимание:

— Что с тобой, мальчик?

— Замерзаю… — отвечал Лейбка сквозь слезы и стук зубовный. Посмотрел тот еврей на бесчисленную массу людей, идущих за санями, на их горе и печаль, на их несчастные лица и сгорбленные спины. Посмотрел на гневное мрачное небо, прислушался к вою и свисту пронизывающего степного ветра, а потом снова перевел взгляд на замерзающего мальчика.

— Отец! — сказал он, оборотившись к саням, на которых лежали погребальные носилки с телом святого Ребе. — Отец! Сотвори что-нибудь для детей дома Учителя!

И вот прошла минута-другая — и вдруг унялась буря, и увидел пораженный Лейбка, как осветился весь мир чудным светом, и теплый ветерок овеял замерзшие поля.

И был тот еврей продолжателем дела святого Ребе и звали его Дов-Бер, господин наш и учитель, по прозванию Мителер Ребе, Средний Ребе.

Похороны

В час, когда отлетела душа Старого Ребе, вдруг вспыхнул и затеплился огонек на еврейском кладбище маленького городка Гадяч в королевском лесу на берегу реки Псёл. Бушевали вокруг ветра, и зима заваливала землю непроходимыми сугробами, но ничто не могло погасить этого малого язычка пламени — нет, казалось, на земле такой силы.

Говорили, что была это искра Негасимого огня Бесконечности, которая спустилась на землю, дабы отметить и освятить могилу Старого Ребе. Когда опустили тело ребе в могилу, завершив тем самым его земную судьбу, с неба ударил гром. Разверзлась земля, и образовалась в ней глубокая пещера от могилы до речного откоса. И ужасный крик поднялся на кладбище, и многие в панике бросились бежать, решив, что настал конец света.

Потом поставили склеп над святой могилой, окружили его стеной, которая стоит до сих пор, и, взяв огонек, зажгли от него светильник, светильник Негасимого огня.

И говорится среди хасидов Хабада, что должен гореть этот светильник во веки веков, поскольку теплится в нем душа народа. А в день, когда все же погаснет огонь, явятся в мир ужасные беды и горести народу Израиля, и зло, невиданное прежде; и тьма скорпионов придет на тело народа сего, и не спасутся ищущие спасения.

И по этой причине с тех самых пор и по сегодняшний день тщательно следят хасиды за тем, чтобы всегда горел светильник на могиле Старого Ребе.

Иди-себе-Авигдор

Был некогда доносчик по имени Авигдор, и оговорил он раввина из местечка Ляды перед властями. Схватили Старого Ребе, заковали в кандалы и бросили в тюрьму. Всполошились тогда хасиды во множестве городов и местечек, выбрали несколько представителей и послали их в Петербург, просить за святого человека. И помог им милостивый Господь, и вывели Ребе из тюрьмы, и предстал он перед самим императором Павлом. Поговорив с Ребе и убедившись в его великой мудрости и честности, решил император наказать оклеветавшего его доносчика Авигдора. И был передан Авигдор в вечное рабство, в полное распоряжение Старого Ребе. Посмотрел Ребе на доносчика и сказал: «Иди себе, Авигдор! Лишь раз в году, в двадцатый день месяца кислев, будешь ты приходить ко мне». Сказал и отпустил на свободу.