Книга Спиноза - Александр Федоров

Так же мало правды и в утверждении, будто сверхъестественный дар понимать Писание дан только верующим. Пророки и апостолы проповедовали не только верующим, но и неверующим, и безбожникам, причем, конечно, старались, чтобы эти последние понимали их, а между тем они единственно обращались к природному уму своих слушателей.

Тем не менее, изучая Писание, хотя бы и в естественном освещении, весьма важно не руководствоваться простыми внушениями разума и предвзятыми мнениями, а черпать разъяснения из самой Библии, ибо, если кто-то хочет судить о ней непредубежденно и толковать ее правильно, тот должен сомневаться в собственных предположениях и проверять их снова и снова.

Для правильного толкования Писания на основании его же самого недостаточно разбирать содержание книг по существу. Надо считаться еще и с особенностями языка, на котором они были написаны, с оттенками мысли и способа выражения их составителей.

Все книги как Ветхого, так и Нового завета написаны евреями, поэтому для правильного их понимания существенно важно выяснить себе характер и ход развития еврейского языка. Это относится не только к древним книгам, на нем написанным, но и к новым.

Чрезвычайно затрудняют правильное понимание Библии некоторые особенности еврейского письма. Чтобы добраться до истинного смысла некоторых мест, необходимы многосторонние и тщательные лингвистические исследования, а станут ли тратить время на исследования те, кому нужно только одно: выискать во что бы то ни стало подтверждение своим догматическим предрассудкам?

Тем более не принимают в соображение эти господа, что судьба книг Священного Писания по большей части неизвестна нам, а уж об авторах их, за редким исключением, мы решительно ничего не знаем: не знаем, когда и при каких обстоятельствах были написаны эти книги, почему возникали различные варианты их и сколько именно их уцелело.

Тот, кто подвергает Библию добросовестной критике, непременно должен восстать против одного из главных составных элементов Священного Писания, а именно: своеобразного понимания Бога и вытекающих отсюда ложных представлений о Нем. Венцом этих представлений является вера в чудеса; человеку непременно хочется, чтобы деятельность Божества проявлялась временным или даже полным нарушением естественного порядка вещей, хотя об этом самом порядке тоже говорится, что он установлен или создан Богом.

Бога и природу представляют себе совершенно раздельными и отличными друг от друга силами, из которых одна действует, а другая остается праздною. Неразвитый ум простолюдина нередко дивится чуду там, где он не в силах распознать естественную причину; а иной раз чудеса просто выдумывают для того, чтобы иметь предлог хвастаться особым благоволением к себе Божества.

На что не осмелится невежество и глупость человека, который не имеет здравых понятий ни о Боге, ни о природе, мерит Бога на свой аршин, а о природе судит так узко, что воображает, будто она создана исключительно для него!

В природе, несомненно, происходит многое, чего мы не можем объяснить себе сразу, в чем не можем уловить связи и причинности, но из этого вовсе не следует, что такие явления противоречат ее вечным законам или что Бог создал природу настолько убогой и несовершенной, что она временами нуждается в помощи извне.

В природе нет ничего такого, что не вытекало бы из ее незыблемых и неизменных законов, и слово «чудо» может иметь смысл только как выражение известных взглядов или как символ человеческого невежества.

Многие видят в чудесах особое доказательство бытия Божия и ссылаются при этом на Божественную волю, как будто она может быть изменчивой и зависеть от частностей!

Эта воля достаточно ясно сказывается в бесконечной закономерности природы и незыблемости ее законов, но, конечно, не всякому уму дано сразу постичь это, и менее всего это доступно умам, ослепленным тщеславием и суеверием; а между тем они не страшатся называть разум слепым, а науку суетной.

И наоборот: почитают собственные фантазии, сны и вздорные бредни за ответ Божества. Более того: утверждают, будто Бог неблагосклонен к мудрецам и не открывает своих велений уму человеческому, но предоставляет угадывать их по внутренностям животных, полету птиц и тому подобному; что веления Его начертаны там, а не в душе человеческой.

Доказывать бытие и могущество Божие посредством чудес нелепо уже потому, что дьяволу также приписывают власть творить чудеса, что их творили лжепророки и идолопоклонники, — о чем неоднократно упоминается в Библии и чему те же самые богословы верят как факту.

В природе все повинуется вечным, неизменным и незыблемым законам; чудеса бессильны доказать что бы то ни было по отношению к Божеству, и потому я полагаю, что само Писание подразумевает под Божественными определениями и проявлениями Божественной воли не что иное, как законы самой природы.

Рассказы же о чудесах объясняются просто-напросто тем, что в те непросвещенные времена люди мыслили и воспринимали иначе, а кроме того, присущей большинству людей неспособностью передавать факты без добавлений от себя и приукрашиваний.

Благодаря этому свойству людям часто кажется, что они видят и слышат совсем не то, что они в действительности видят и слышат. Когда же факты превосходят их понимание или когда в деле замешан личный интерес, одно и то же событие в передаче разных лиц легко может превратиться в столько же совершенно различных событий.

Действительные происшествия, о которых повествует Писание, могли происходить только в соответствии с законами природы; все же, что противоречит этим законам или не может быть выведено из них, следует безусловно признать за вставки, внесенные в Писание нечестивыми руками.

На такие речи у защитников веры, требующих благоговейного уважения к каждой букве Писания, всегда находится под рукой готовый ответ: обвинение в безбожии. Им не мешало бы припомнить, что чудеса могут быть только нарушением естественного порядка вещей, раз и навсегда установленного самим Богом, и допускать возможность их — значит сомневаться в непреложности Божественных определений. Но в таком случае можно и во всем сомневаться, а это в конце концов ведет к полному отрицанию Бога, то есть к атеизму.

Ибо только путем разума доступно истинное и чистое познание Бога, и ничто не может быть нелепее желания подчинить этот высший дар, этот божественный светоч мертвым буквам, искаженным человеческой небрежностью, извращенным человеческой низостью. Ничто не может быть нелепее, чем видеть истинное благочестие лишь в недоверии к разуму и собственному суждению и объявлять безбожником всякого, кто сомневается в полной правдивости и надежности тех, через чьи руки прошли книги Священного Писания.

Неужели за веру и религию стоит только тот, кто умышленно знать ничего не хочет и отворачивается от разума? Неужели нет другого способа защищать их?

Разумеется, умственное, интеллектуальное, наиболее совершенное постижение Бога доступно далеко не всем верующим, но лишь немногим избранным. Это редкий и божественный дар, но именно потому ни разум, ни философия не должны делать религию своей прислужницей, ни религия и богословие не должны делать своим слугой разум.