Книга Иван Грозный. Жестокий правитель - Ольга Фомина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После выпуска первой книги в Москве в деятельности Печатного двора наступила пауза. Прошло полтора года, прежде чем Федоров получил средства на печатание второй книги «Часослова». Текст книги не подвергся серьезной правке, оставлены были даже явные описки и несообразности канонического московского текста. В послесловии к «Часослову» Федоров вновь сослался на царское повеление: сам государь желал, «яко да украсится и исполнится царство его славою Божиею в печатных книгах». Но на этот раз печатник ни словом не обмолвился о царской щедрости.
Наступили тяжелые вемена. Царь укрылся в опричной Слободе. Печатный двор остался в земщине, руководители которой относились к деятельности типографии с подозрением. Они теснили Ивана Федорова, требуя отказа от «порчи» священных книг. Печатники лишились высокого покровителя, которого интересовала теперь преимущественно его личная безопасность. Самодержец взыскал с земщины колоссальную контрибуцию в 100 000 рублей на устройство опричнины. Земская казна была пуста, и Печатный двор надолго лишился субсидий.
Третьей книгой Печатного двора должен был стать Псалтирь. Работа над ней была начата при Федорове не позднее мая 1566 года. Но первопечатнику пришлось уехать в Литву, а задуманная им книга была издана с опозданием в два года. В 1577 году Печатный двор был переведен из Москвы в царскую резиденцию – Александровскую слободу, где преемник Федорова Андроник Тимофеев подготовил второе издание Псалтиря. Это издание обнаружило черты возврата к стилю и традициям Ивана Федорова.
Деятельность московских печатников в Литве была одним из многих признаков, указывавших на оживление православной культуры на Украине и в Белоруссии. Московские библиотеки хранили рукописи, представлявшие исключительный интерес для западного православного духовенства. Первый полный славянский перевод Библии был осуществлен в Софийском доме при новгородском архиепископе Геннадии в конце XV века. В 1558 году по заказу Ивана IV старцы Иосифе-Волоколамского монастыря переписали для него рукопись с полным славянским текстом Библии. Книги, представлявшие византийскую духовную традицию, сохранились в России значительно полнее, чем в Киеве. Потому в Россию по временам приезжали посланцы из Литвы с просьбами о книгах. Одним из таких ходатаев был черный дьякон Исайя, присланный в Москву за Библией. В 1573 году литовский гонец Михаил Гарабурда виделся с Грозным в Новгороде и обратился к нему с просьбой о Библии.
В 1572 году Иван IV пустился в объяснения с литовским гонцом Федором Ворыпаем. «Говорят, что я зол и склонен к гневу, – жаловался он, – но я караю только злых, а ради доброго готов снять и цепь, и шубу со своего плеча». Встреча с Гарабурдой подтвердила его великодушие. В ответ на просьбу гонца самодержец велел вручить ему рукопись, «с прилежным молением испрошенную». Щедрость соседствовала с расчетом.
Рукопись, подаренная Грозным православной Литве, легла в основу первого печатного издания полной славянской Библии. Издание было осуществлено князем Острожским в типографии замка Острог на Волыни в 1580–1581 годах.
Царь-писатель
Иван Грозный – политический деятель, тщательно доказывающий разумность и правильность своих поступков, стремящийся действовать силой убеждения не в меньшей степени, чем силой закона и приказа. И в его писательской деятельности не меньше, чем в государственной, сказался его исключительный талант. Вряд ли существует в Средневековье еще другой писатель, который бы так мало сознавал себя писателем, как Иван Грозный. Тем не менее, каждое его литературное выступление обладает исключительным авторитетом. Все, что написано Грозным, написано по случаю, по конкретному поводу, вызвано политической действительностью. И собственно, поэтому Грозный, отвечая злобе дня, нарушает все литературные жанры, все литературные традиции, если они становятся ему помехой. Он беспокоится лишь о том, чтобы высмеять или убедить своих противников, доказать то или иное положение. Все, написанное им, стоит на грани литературы и деловых документов, частных писем и законодательных актов. Неправильно мнение, что Грозный нарушал современные ему литературные каноны «по невежеству». Он был одним из образованнейших людей своего времени. Переписка Ивана Грозного и Василия Грязного (царского опричника) относится к 1574–1576 годам. Василий Грязной – ближайший царский опричник, попал в плен к крымцам, которые решили выменять его на Дивея-Мурзу, знатного крымского воеводу, захваченного в плен русскими. Об этом и написал Василий Грозному в 1574 году. Ответ Грозного содержал решительный отказ выкупить его за большие деньги или обменять на Дивея-Мурзу.
Это – переписка людей, когда-то дружественных, но успевших остынуть друг к другу. Оба стремятся поймать друг друга на слове: один, чтобы укорить насмешкой, другой, чтобы вымолить себе выкуп из плена. Шутка, как мяч, «перелетает» от одного к другому, демонстрируя находчивость обоих. Грозный выступает как большой государственный человек, полный забот об интересах государства, непреклонный в своем отказе поступиться интересами государства ради личных привязанностей. Грозный же – мастер лихой потехи, шутник, балагур, преданный и эгоистичный, остроумный и ограниченный. Грозный, как всегда, не только принимает решение, но и объясняет их – будет ли «прибыток» крестьянству от такого обмена? В письме Грозного звучит наставление, он учит Грозного предусмотрительности и заботе об общественных интересах. Переписка эта – свободная беседа, словно записанный разговор, оба перекидываются шутками, как бывало за столом.
Гораздо более сдержанный и официальный тон в переписке Грозного с князем Курбским, сбежавшим в Литву. Между царем и изменником не могло быть непосредственности. Иван Грозный выступает здесь с изложением своих взглядов как государственный деятель. В письме Курбского звучал упрек: царь утратил облик идеального правителя. Он выступает в роли прокурора, предъявляющего свои обвинения царю от имени «погибших, избиенных неповинно, заточенных и прогнанных без правды» бояр. Строго и размеренно звучит его обвинительная речь, построенная по всем правилам риторики и грамматики.
Курбский обвиняет Грозного в несправедливых гонениях, мучениях и истреблениях, которым он подвергает бояр, являющихся, по его мнению, опорой государства, составляющих его силу. Он обвиняет царя в превышении и злоупотреблении своей единодержавной властью. Курбский понимал, что полностью вернуть старые порядки невозможно и не выдвигал лозунга децентрализации. Он стремился лишь к ослаблению единодержавной власти царя, считая необходимым разделение власти между царем и боярством.
Послание Курбского взволновало и уязвило сердце царя. Его ответ ярко раскрывает сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности. Послание Грозного обнаруживает его недюжинный ум, широкую образованность, начитанность, но и гордую и озлобленную, мятущуюся личность. Свой ответ царь адресует не только Курбскому, но и всему Российскому царству. Выступая против Курбского, царь выступал против всех «крестопреступников». Это определило, с одной стороны, обличительный пафос послания Грозного, направленный против бояр-изменников, с другой стороны, – пафос утверждения, обоснования и защиты прав самодержавной власти. Грозный выступает как политик, государственный человек, и речь его вначале сдержанна и официальна. Он приводит доказательства законности единодержавной власти, унаследованной им от славных предков: Владимира Святославича, Владимира Мономаха, Александра Невского, Дмитрия Донского, деда Ивана Васильевича и отца Василия. Грозного раздражают ядовитые упреки Курбского, суровый обличительный пафос письма. Он не согласен с оценкой, данной боярству Курбским, по Грозному – не они составляют силу и славу русского государства. Чтобы аргументировать свои возражения, Грозный вводит в повествование ряд автобиогрфических моментов. Парируя обвинения своего противника, Грозный часто прибегает к прямому цитированию из послания Курбского, с тем, чтобы иронически обыграть эти обвинения. Не стесняясь в выражениях, прибегая к прямой издевке над свои врагом, Грозный стремится излить в своем послании те чувства, которые переполняли его душу. Он не считается с правилами риторики и пиитики, его писательская манера обнаруживает тесную связь с «иосифлянской» литературной школой. Речь Грозного порывиста, взволнованна, насыщена живыми конкретными бытовыми образами, пересыпана остротами и едкой иронией.