Книга Дом глав родов Дюны - Фрэнк Герберт

— Ты открыт всему, чтобы не выкинула Вселенная, — говорил его первый инструктор. — Твой разум — не компьютер, это чувствительный инструмент, настроенный на то, что показывают твои чувства.

Айдахо всегда был в состоянии распознать, когда чувства Беллонды открыты. Она стояла посреди комнаты, взгляд как будто обращен внутрь нее самой, и он почти чувствовал, как в ее разуме громоздятся пре-концепции. Его метод защиты основывался на основном ее недостатке: открыть свои чувства предполагало наличие идеализма, Беллонде совершенно чуждого. Она не задавала наилучших в данной ситуации вопросов, что не раз удивляло Айдахо. Стала бы Одрейд использовать неполноценного Ментата? Это шло вразрез со всем, что она делала до сих пор.

Я ищу вопросов, которые сложатся в наилучшие образы.

Делая это, ты никогда не мнишь себя умным, не считаешь, что обладаешь единственной формулой, которая предоставила бы конечное решение. Ты пребываешь так же восприимчив к новым вопросам, как и к новому узору, новому повороту призмы. Тестирование, еще тестирование, конструкция, еще конструкция. Постоянный процесс, ни одной остановки, никакого удовлетворения. Это твоя собственная, личная павейна, сходная с тем, что переживают другие Ментаты, но всегда движение и его шаги остаются уникально твоими.

«Никогда ты не являешься настоящим Ментатом. Вот почему мы называем это „Бесконечной Целью“ — слова учителей жгли ему мозг.

В процессе аккумуляции своих наблюдений над Беллондой он научился восхищаться проницательностью тех великих Мастеров Ментатов, кто когда-то учил его: „Едва ли из Преподобных Матерей получатся лучшие Ментаты“.

Похоже, ни одна из Дочерей Джессра не была способна совершенно избавить свое эго от того связывающего абсолюта, какого она достигала в Агонии Спайса: лояльности Общине Сестер.

Его учителя предупреждали против абсолютов. Последние создавали в сознании Ментата серьезные недостатки.

— Все, что ты делаешь, вес, что ты чувствуешь или говоришь, — эксперимент. Никакой окончательной дедукции. Ничто не останавливается, пока не умерло, и, возможно, не застывает и тогда, поскольку каждая жизнь создает как бы бесконечные круги по воде. Индукция внезапно разворачивается внутри тебя, и ты настраиваешься на нее. Дедукция заманивает тебя иллюзиями абсолюта. Пни правду и рассей ее!»

Когда вопросы Беллонды касались его взаимоотношений с Мурбеллой, он считывал смутные эмоциональные реакции. Веселье? Ревность? Он вполне мог принять снисходительную улыбку (и даже ревность) над всепоглощающими требованиями плоти этой взаимной сексуальной зависимости. Экстаз и вправду так велик?

Этим вечером Айдахо бродил по своим комнатам на корабле, чувствуя себя в них не на месте, как будто все ему здесь внове и эти комнаты еще не воспринимаются как дом. Это во мне говорят эмоции.

За годы заточения эти апартаменты приобрели вполне обжитой вид. Здесь

— его нора (когда-то бывшее помещение для супергрузов): просторные комнаты с закругляющимися кверху стенами — спальня, гостиная, библиотека, выложенная зеленой плиткой ванная с водяной и сухой системами очистки, длинный тренировочный зал, который он делил с Мурбеллой во время занятий.

Комнаты заполняла уникальная коллекция артифактов и повсюду следы его присутствия: вот это кресло-шезлонг поставлено точно под удобным углом к консоли и проектору, которые связывают его с Системами Корабля, вон отчеты на ридулийских кристаллах на низком столике. И вот здесь — эта темно-коричневая отметина на рабочем столе. Пролитый соус оставил на древе свой несмываемый отпечаток.

Не находя себе покоя, он вновь зашагал по комнатам.

Свет стал слабее. Его способность определять то, что ему знакомо, срабатывала и в случае запахов. Похожий на слюну запах на кровати — остаточный от сексуальных коллизий вчерашней ночи.

Вот подходящее слово: коллизии.

Воздух не-корабля — отфильтрованный, восстановленный и подслащенный — давно наскучил. Ни одна щель во всем переплетении переходов не-корабля, которая бы вела во внешний мир, никогда не оставалась открытой надолго. Иногда он сидел, молча принюхиваясь в надежде на слабый след воздуха, который не был бы приспособлен к нуждам узника.

Вот он путь на волю!

Он вышел из своих комнат и отправился вниз по коридору, а потом спустился на лифте, чтобы попасть на нижний уровень корабля.

Что на самом деле происходит в том мире под открытым небом?

Крохи информации о происходящих событиях, какими кормила его Одрейд, наполняли его ужасом и ощущением того, что он попался в ловушку. Бежать некуда! Разумно ли было разделить свои страхи с Шианой? Мурбелла просто посмеялась. «Я защищу тебя, любовь моя. Чтимые Матры меня не тронут». Еще одна ложная мечта.

Но Шиана… как быстро она научилась языку движений рук, как быстро впитала в себя дух конспирации. Конспирации? Нет… Сомнительно, что какая-нибудь Преподобная Мать пойдет против своих Сестер. Даже Леди Джессика в конце концов вернулась к ним. Но я не прошу Шиану действовать против Общины, прошу только защитить нас от безрассудства Мурбеллы.

Невероятная мощь охотниц позволяла предсказать лишь разрушение. Ментату достаточно было взглянуть на насилие и разрушение, какое они несли с собой. Они привносили и нечто иное, что-то, что намекало на положение дел в Рассеивании. Что такое футары, которых как бы невзначай упомянула Одрейд? Отчасти люди, отчасти звери? Это была догадка Луциллы. И где все-таки сама Луцилла?

Оказалось, он стоит посреди Большого Зала, грузового трюма в километр длиной, где Бене Джессерит перевезли последнего гигантского червя с Дюны. Зал до сих пор хранил запах спайса и песка, запах, который наполнял его воспоминаниями о давно прошедшем и давно умерших. Он прекрасно знал, почему так часто приходит в Большой Зал, иногда даже не сознавая куда идет, как сделал это только что. Это одновременно и привлекало, и возмущало. Иллюзия неограниченного пространства со следами пыли, песка и спайса навевала ностальгию по утраченной свободе. Но была и другая сторона. Именно здесь это с ним всегда и случалось.

Произойдет это сегодня?

Безо всякого предупреждения ощущение того, что он находится в Большом Зале, исчезнет. Затем… сеть, сверкающая в плавящемся от жара небе. Он сознавал, что это его посещает видение, на самом деле он эту сеть не видел. Просто разум переводил в доступное то, что не могли определить его чувства.

Сверкающая сеть, перекатывающаяся волнами как бесконечное северное сияние.

Потом сеть расступится, и он увидит двоих — мужчину и женщину. Какими обычными они кажутся и какими необычными вместе с тем. Бабушка и дедушка в древнем платье: комбинезон на лямках на мужчине и длинное платье и повязанный на голове шарф на женщине. Работают в полном цветов саду! Ему казалось, что это должно быть чем-то большим, чем просто иллюзия. Я это вижу, но на самом деле они нечто иное, чем видится мне.

Через какое-то время они всегда замечали его. До него донесутся голоса.