Книга Фронтовые будни артиллериста. С гаубицей от Сожа до Эльбы. 1941–1945 - Сергей Стопалов

Заместитель командира дивизиона по политчасти капитан Плющ оставался в одном и том же звании почти полтора года. Звезду майора он получил лишь незадолго до окончания войны.

Его главная работа заключалась в чтении солдатам газет, проведении политбесед и разборе различных мелких инцидентов, которые он часто превращал в значительные события.

Был он великим путаником. В первое время ему еще поручали кое-какие задания, но, убедившись в его бестолковости, командир дивизиона махнул рукой, и он, как говорят крестьяне, оказался на беспривязном содержании. В боевые дела капитан не вмешивался, а политвоспитанием личного состава в меру своих сил занимался добросовестно. А еще он был трусоват и при первом же выстреле наших орудий или пушек противника немедленно исчезал в своей землянке-блиндаже. И это вызывало насмешки солдат.

Иногда, чтобы развлечься, ночью часовой бросал на землянку замполита одну-две гранаты, а утром в его присутствии все, дружно давясь от смеха, обсуждали ночной «обстрел». Капитан, наверное, так до конца и не понял всего. Прекратил эти шутки парторг Лубянов, который пристыдил шутников и запретил подобные забавы.

Перед очередной подпиской на государственный заем капитан Плющ вызвал сержанта Дурыкина и предложил ему выступить на митинге. Денежное довольствие сержантов на фронте составляло 10–20 рублей в месяц, а у солдат еще меньше. Приобрести на эти деньги что-нибудь полезное было невозможно, а копить их большинство не хотело. Офицеры же получали гораздо большие суммы, часть которых переводили семьям. Когда объявляли подписку, солдаты и сержанты, как правило, подписывались на все причитающиеся им деньги за десять месяцев, а офицеры – на один-два месячных оклада.

На митинге сержант сказал несколько слов о важности займа, а потом, обращаясь к замполиту, произнес:

– Я подписываюсь на 1000 процентов своего денежного довольствия и призываю всех и лично вас, товарищ капитан, последовать моему примеру.

Все присутствующие заулыбались, а сержанту это не прошло даром. Капитан Плющ переговорил с начальником штаба, и Дурыкин был исключен из очередного списка награждаемых.

Вскоре после первой встречи с союзниками замполит решил раскрыть солдатам истинный облик американцев. Он говорил примерно следующее:

– Вот, посмотрите, перед вами стоит американский солдат. На поясе у него фляжка с ромом, в кармане плитка шоколада, а в голове – только женщины…

У нас, советских солдат, не было ни фляжки с ромом, ни шоколада в кармане, а что касается женщин… О них мы только мечтали.

Фронтовые будни

Во время войны от солдат иногда можно было услышать старую поговорку: «Голод не тетка». Чаще всего связано это было с перебоями в питании, а иногда и его низким качеством. Вообще-то кормили нас удовлетворительно, и от голода никто не умирал. Но случаи, когда регулярность поставок продуктов нарушалась, бывали. И не так уж редко. В большей степени это зависело от специфики воинской части, эффективности работы ПФС (продовольственно-фуражного снабжения) и организационных способностей старшины.

Наш полк, находясь в составе дивизии резерва главного командования (РГК), постоянно перебрасывали с одного участка фронта на другой. За первые месяцы фронтовой жизни зимой мы беспрерывно колесили по Гомельщине, поддерживая то одно, то другое соединение, и прошли от реки Сож города Жлобин, Речица, Гомель до Пропойска (ныне Славгород), форсировали реки Днепр, Друть и Березину, участвовали в операции «Багратион» и освобождали города Бобруйск, Пружаны и Брест-Литовск.

Были случаи, когда позиции приходилось менять дважды в сутки. А иногда не хватало времени даже на строительство окопов. Моя первая фронтовая зима не была лютой, но померзнуть все-таки пришлось. Да и питание не было стабильным. Случалось, что в одной армии, которую мы поддерживали, нас снимали с довольствия, а в другой не сразу ставили. Тогда по нескольку дней солдаты вообще не получали официального пайка. Потом к этому приспособились.

Старший сержант Юргин, например, имея за плечами огромный чебаркульский опыт, всегда старался сблизиться с кем-нибудь из располагавшегося неподалеку пехотного обоза и нередко, возвращаясь из гостей, прихватывал с собой буханку хлеба или пару банок американской тушенки.

Наш повар не блистал кулинарным искусством и разнообразием нас не баловал. Чаще всего он готовил одно блюдо – нечто вроде каши с тушенкой. Утром – погуще, в обед – пожиже. Утром – плоский котелок на троих, в обед – на двоих. Кроме того, мы получали буханку хлеба в день на троих и несколько кусков сахара. Иногда вместо горячего нам давали сухой паек – 500-граммовую банку тушенки на четырех человек, хлеб и сахар. В общем, жить было можно, да и помимо официального пайка расчеты доставали что-нибудь съестное.

В холодное время года это чаще всего были убитые лошади. Специалистом по разделке конских туш был наводчик Гарош. Как только кто-нибудь сообщал, что видел убитую лошадь, Гарош брал топор и через некоторое время возвращался с ведром, полным красного мяса. Его сначала промывали от крови, а затем варили, слегка прикрыв водой, на небольшом огне. Поскольку на передовой никто запасов не делал, ведро мяса пять-шесть человек съедали в один присест. А после этого наступало благодушное настроение и большинство солдат, покурив, заваливалось спать.

Кроме конины, большую радость доставлял нам хороший охотник Малинин, несколько раз приносивший зайцев, рябчиков, а однажды притащивший даже кабанчика килограммов на тридцать. Вот это был уже настоящий пир.

Позже, на территории Польши, кто-нибудь из шустрых ребят притаскивал домашнего поросенка, гуся или кур. Нельзя сказать, что мы сильно мародерствовали, но стащить у фермера какую-либо живность особо зазорным не считалось. Тем более ставить об этом в известность начальство было совсем не обязательно. Более того, некоторые офицеры даже сами посылали своих ординарцев раздобыть что-нибудь вкусненькое. Акценты сменились. Если в тылу пределом счастья считалось приобрести несколько картошек или кусок жмыха, то на фронте в основном охотились за мясом, да еще вкусненьким. А те голодные дни, которые сопровождали переброску полка с одного места на другое, быстро забывались и не оставляли в памяти трагических воспоминаний. Зато доставшийся деликатес, например ухо поросенка, поджаренное паяльной лампой, помнилось гораздо дольше. А может быть, кто-нибудь из старых солдат и до сих пор помнит.

Для большинства личного состава батареи важным делом, на которое уходило много времени, было поддержание в чистоте собственного тела. Огневые позиции часто располагались вдали от водоемов, и даже простое умывание нередко становилось проблемой. Зимой многие умывались снегом или талой водой. А вот когда не было снега, приходилось искать воду, ходить за ней достаточно далеко, а иногда и рыть колодец.

Еще одна трудность была связана с бритьем. Носить бороду не разрешали, а бриться надо было не реже одного раза в два-три дня. Но беда заключалась в том, что безопасные бритвы достать было негде, а опасные были не у всех, да и владелец давал их только некоторым своим товарищам. У меня, например, еще с довоенного времени была простенькая опасная бритва, которую я давал только половине нашего расчета. Лишь в Польше мне довелось обзавестись хорошей бритвой немецкой фирмы «Золинген», и я в качестве сувенира храню ее до сих пор.