Книга Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Ее кожа потеряла привычный карамельный оттенок и побелела от мороза. «Она просто до смерти боится», – понял я.

Коврик я засунул под ее сиденье, рассчитывая, что так его не сдует. Потом просунул руки под ее изящные кожаные сапожки.

– Давай, пошли вместе, – сказал я. – Мы доберемся до крыла. Там можно спрятаться.

Я подробно объяснил, что и как нужно делать, и она меня послушалась. Я принялся толкать нас за край воронки, помогая себе всеми частями тела – и коленями, и тазом, и подбородком.

Первыми краешек тропы нащупали колени. Я поставил ноги Сандры на уступ и сказал, что на него можно опереться. Так я смог немного передохнуть.

– Отлично, – сказал я. – А теперь держись своей стороны и пробуй шагать, прижимаясь к склону.

Бороздя снег плечом и бедром, Сандра вонзала каблуки в тропинку и, помогая себе здоровой рукой, с усилием передвигалась по скату. Тропка сберегла нам кучу времени и энергии. Минут через десять мы соскользнули на относительно ровную поверхность за большим деревом.

– Мне нужно забрать коврик, – сказал я.

– Нет-нет, не уходи!

– Я скоро вернусь.

– А вдруг ты сорвешься?

Я полез вверх, пытаясь нащупать тропу. С уступа взвилась стайка крупинок, похожих на белых блох, и земля словно вспучилась. С трудом пробившись вперед, я нашел коврик под сиденьем и замер, думая об отце. Мне нужно было вновь ощутить его присутствие. Я попытался отыскать его глазами среди серого массива. Тут на меня градом посыпались белые хлопья, и налетел вихрь, от которого, казалось, задрожали горы.

– Надо как-то согреться, – сказал я себе и пополз прочь. Я чувствовал, как вздуваются мышцы на плечах. Похоже, тело уже приспособилось к тому, чего никак не желал признать разум – я мог рассчитывать лишь на себя самого.

Глава 14

Высохшие кудри отца…

…спутались в клубок. Он шагал к крышам из кокосовых пальм, а я плелся сзади и жалел, что на нем не было рубашки и туфель, а одни только шорты для серфинга.

Тропа протискивалась между мангровыми зарослями и превращалась в грязную дорогу, идущую через маленькую деревушку. Не считая торчавших из песка мангров, здесь уже практически не было деревьев: их сменили каладиум, гибискус и алоэ вера. Хижины напоминали старые школы, только построенные из пальм и лишенные окон. Самая дальняя выглядела по-другому – как конус, открытый в нижней части, так что можно было подлезть и войти с любой стороны.

Вокруг двух центральных хижин толпились женщины, дети и старики. Заметив нас, они замерли и уставились во все глаза.

Отец обратился к ним. Никто не двинулся с места, только маленькая девочка в поношенной юбчонке помахала нам ручкой. Почти все женщины были одеты в какие-то обноски разных цветов и фасонов, а пожилые мужчины походили друг на друга – тонкие пончо, мешковатые хлопковые штаны и лица в глубоких морщинах. Обуви не носил никто. Одежда женщин была украшена золотистыми ленточками и кружевами – прямо как у танцовщиц в Вегасе. Только материя была порядком истрепанная и измятая.

– Donde esta los hermanos? Los padres?[30] – спросил отец.

Одна женщина сделала указующий жест и быстро проговорила что-то по-испански.

– Gracias[31], – ответил отец.

Мы пошли по грязной тропинке. Детишки смотрели на меня такими глазами, словно я был марсианином с зелеными щупальцами.

Возле дальней хижины цыплята бросились от нас врассыпную и скрылись в загончике. В хижине были свиньи – крупные, жирные и черные. Позади нее раскинулась роща тамариндовых деревьев. Густые плотные заросли тянулись до самого луга, а неподалеку стояла конюшня с навесом. Четверо мужчин в ковбойских шляпах и сапогах возились с четырьмя конями – чистили, подковывали, кормили. До этого я ни разу не видел в Мексике больших лошадей – только осликов. Отец помахал мужчинам, они повернулись и, не отрываясь от своих дел, наблюдали, как мы подходим.

Самый низенький и смуглый отошел от коня и встретил нас у ворот. У него были такие же усы, как у отца, но черные. Он выглядел его ровесником, но из-за жирной темной кожи лица трудно было определить возраст наверняка.

Отец извинился за то, что он без рубашки, и махнул рукой в сторону джунглей. Я разобрал слово auto. Мужчина обратился к одному из ковбоев, который чистил коня, и тот кивнул, не прервав своего занятия и не оглянувшись. Смуглый мужчина повернулся к нам и жестом указал на хижины. Отец поблагодарил его, и мы ушли.

– Что он сказал?

– Нам повезло. У них нашлось местечко, где мы сможем переночевать.

– Я не хочу ночевать здесь!

– У нас нет выбора, Оллестад.

– Лучше уж спать на пляже!

– Под дождем?

– А может, дождя не будет.

– Ну, может, – согласился он. – Чего ты боишься?

– Не знаю, – ответил я. – А нельзя просто найти

отель или что-то вроде?

Отец рассмеялся. Мы прошли мимо загона для свиней и подошли к главной дороге. Дети снова вытаращились на меня.

– Это из-за волос, – пояснил отец. – Наверное, они никогда не видели блондинов.

– Никогда в жизни?

– Вполне возможно.

– Ну и ну!

Я тоже много чего никогда в жизни не видел – например, Марс или подростков с ружьями. Но я и подумать не мог, что стану для кого-то диковинкой!

Мы отыскали тропинку к пляжу. Я оглянулся: местные жители по-прежнему стояли и глазели нам вслед.

* * *

Когда мы вышли на пляж, отец попросил меня собрать еще ракушек пука. Он и сам набрал немного. Затем мы направились обратно в деревню. Отец сказал, чтобы я отдал раковину абалона, полную ракушек пука, первой же встречной девушке. Это будет наш подарок за их доброту.

Пройдя сквозь заслон мангровых зарослей, мы увидели девушку, стоявшую на спине неоседланной лошади по ту сторону тропинки. Она собирала папайи с большого дерева.

– Buenas tardes[32], – поприветствовал ее отец.

Девушка пошатнулась, но устояла на лошади. Она бросила на отца насмешливый взгляд, кивнула и отвернулась. Ее руки продолжали ощупывать папайи. Она была прелестна! Густые блестящие черные волосы до середины спины. Длинные гладкие руки коричневатого оттенка. Сонные темные глаза. Чуть загнутый книзу носик. Вздернутая верхняя губа. Небольшой шрам под глазом. Я никогда еще не встречал таких девушек.

– Отдай их ей, – услышал я голос отца.