Книга Чужие дети - Диана Машкова

…Катя доехала до нужной станции, поднялась наверх и пару остановок прошла пешком – не стала садиться в переполненный троллейбус. Под сапогами скрипел утренний снег, под которым трещала ледяная корка. Катя переставляла ноги осторожно, то и дело останавливалась и переводила дух. Чем ближе она подходила к детскому дому, тем сильнее колотилось сердце. Она уже видела перед собой кованый черный забор, уже чувствовала, как от волнения перехватывает дыхание, и с каждой секундой двигалась все медленнее. Слишком большую ответственность она на себя собиралась взять. И не была к ней готова, не знала, чего именно ждать.

Влад – Катя отчетливо это понимала – всего лишь уступил ее и Настиным уговорам. Но в глубине души он по-прежнему протестовал против появления Юли в доме. И самое страшное, был далек от мысли, что важно принять девочку вместе со всем ее прошлым. Катя знала, что невозможно оторвать корни ребенка и выбросить вон, объявив его мать преступницей и потребовав ее забыть. На примере собственной матери она знала, что никого важнее родителей в жизни сироты нет. Любое неосторожное слово, осуждение родной матери – и случится беда. И при этом Катя прекрасно понимала, что от ситуации, которой она не сможет управлять, ее отделяет всего один шаг. Что будет говорить Влад, как он поведет себя с Юлей, она даже представить себе не могла. Надо уговорить мужа пойти учиться в хорошую Школу приемных родителей. Важно, чтобы компетентные люди объяснили ему, что к чему. Но о необходимости обучения пока было страшно даже заговорить.

С сомнениями и тревогами Катя обратилась к психологу, который помогал снимать ролик Юли. Но никакой толковой поддержки не получила. В ответ на переживания и страхи, которыми она делилась со специалистом, ее назвали «мнительной» и отпустили восвояси. Но ведь Катя понимала, что есть опасность навредить, а не помочь. И при этом разрушить собственную семью. Что делать, когда Юля придет к ним в дом со своим уставом? Как быть, если Настя начнет подавать ей пример непослушания? Каким образом вести себя, если Юлина мама, выйдя из тюрьмы, станет шантажировать и угрожать? На все эти вопросы Катя не знала ответа. Не понимала, как сделать выбор между безопасностью собственной семьи и помощью чужому ребенку. Она летела вниз головой в омут неизведанного лишь по одной причине: не могла обмануть ожидания девочки. Взрослые в мире Юли и без того ненадежны, не привыкли брать на себя ответственность. Катя обязана изменить эту картину мира, пока не стало слишком поздно. Стать тем человеком, который не подводит и не нарушает своих обещаний.

Неприветливо скрипнули черные кованые ворота, впуская ее в калитку, и Катя подошла к знакомому зданию. Сколько ни пыталась она убедить себя в том, что детский дом – это вынужденная необходимость в некоторых жизненных ситуациях, неотъемлемая часть жизни общества, искренне поверить в такое устройство мира не могла. Стоило переступить порог учреждения, и снова накатывала могильная тоска. Словно здесь заживо хоронили многих и многих детей, отобрав у них нормальное детство. Было странно, что большинство людей не чувствуют этого ужаса, насквозь пропахшего запахами казенного быта. Они могут спокойно приходить сюда на работу, делать какие-то дела и не замечать кричащего взгляда детей «заберите меня домой». Мама рассказывала, что почти все ее товарищи по несчастью тайно влюблялись в добрых воспитателей и ходили за ними по пятам: мечтали, что те их заберут. Но сотрудники не замечали состояния детей, они делали свою работу – кормили их, учили, обеспечивали безопасность. Наверное, собственная чувствительность Кати – это всего лишь последствие травм матери, прошедшей детдом. Кто знает…

Катя поздоровалась с женщиной-охранницей и спросила, как пройти в социальный отдел. Ей любезно объяснили и даже проводили до половины пути. У дверей соцотдела Катю догнал Сережа, который на злополучном Дне Аиста провожал ее в актовый зал. С того момента прошло около полугода, а казалось, целая жизнь. Но мальчик сразу Катю узнал.

– О, здрасьте! Вы за Юлей?

– Здравствуй, Сережа, – Катя снова удивилась той скорости, с которой распространялись здесь новости, – да.

– Хотите, я ее позову? – В глазах мальчишки, которые смотрели Кате прямо в душу, читался немой вопрос: «А почему не за мной?»

– Нет, спасибо, – Катя, не выдержав, отвела взгляд, – мне сначала бумаги надо оформить.

– А че вы Юльку-то выбрали? – не отставал Сережа.

– Я никого не выбирала, случайно увидела ролик о ней в Интернете. Потом вот приехала познакомиться. – Катя чувствовала, что оправдывается, и ненавидела себя за это.

– Так со мной-то вы уже заранее были знакомы!

Катя не знала, что ответить. Стояла, опустив голову, и ощущала себя предателем. Сережа с первой минуты не вызывал у нее желания продолжить общение. Отталкивал по не осознанной ею самой причине. Но, наверное, это малодушие. Не более того. Детей не выбирают.

– Прости, Сережа.

– Да ладно, – он безнадежно махнул рукой, – я давно привык.

Он ушел, а Катя осталась перед дверью, которую не было сил открыть. Почему она решила, что может изменить что-то к лучшему в этой жизни? Возможно, отношения с Юлей сложатся, может быть, она и станет поддержкой для одного ребенка. Но кто поможет остальным? Только в одном этом детском доме их больше сотни. И почти все подростки.

– Простите, вы Екатерина Викторовна?

От неожиданности Катя вздрогнула. Невысокая, скромно одетая женщина, с бледным лицом, подошла к ней неслышно, как тень. И выглядела она примерно так же – черные круги под глазами, во всем облике нечеловеческая усталость и покорность судьбе.

– Я Лидия Ивановна, воспитатель, – почти шепотом представилась она, – мне нужно с вами поговорить.

– Да, пожалуйста.

– Давайте пройдем вот сюда.

Лидия Ивановна завела Катю за угол в коридоре и с места в карьер начала рассказывать историю своей жизни. Тоже полушепотом, словно у нее не было сил включить свой голос громче. У женщины подрастали трое кровных детей, хороших и послушных, слава богу. А вот в прошлом году она пришла работать в детский дом и сразу поняла, что должна кому-то помочь. Забрала домой одну девочку. И «этот ребенок» поломал всю ее жизнь, разрушил семью, рассорил с детьми.

– Поначалу старшая моя дочка очень помогала, и было терпимо, – делилась воспитательница, – а потом все переменилось.

– Ясно. – Только этих откровений Кате и не хватало в свете собственных сомнений.

– Вы не думайте, что ваши дети обязаны дружить с приемным ребенком. Это не так.

– Я ничего такого не думаю. – Катя прекрасно понимала, к чему весь этот разговор.

– Приемная девочка всем в доме подает ужасный пример. Курит, матом ругается. Мои дети ее просто ненавидят.

– Лидия Ивановна, – Катя попыталась отойти от воспитательницы, физически выйти из-под ее влияния, – все дети разные. Двух одинаковых семей не бывает.

– Я читала вашу книгу, вы очень душевный человек, – Лидия Ивановна, не обращая внимания на мягкий протест собеседницы, хищно впилась ногтями ей в руку, – приемный ребенок сломает вам жизнь! Мне вас жаль, я просто хочу уберечь.