Книга Сердце в опилках - Владимир Кулаков

И тут он увидел входящих в цирк Валентину и Валерку Рыжова. Валентина с распущенными волосами «сонно» вышагивала павой. Валерка, улыбаясь, семенил с портфелями в руках.

— Вот оно! — стукнул себя по лбу Захарыч…

На следующий день, вечером, после представления, в котором Пашка принимал посильное участие, подавая джигитам лошадей, они сидели с Захарычем, пили чай, и по-мужски говорили «за жизнь».

— Павлуха! Скоро октябрь на дворе… — сменив тему, начал издалека Стрельцов. Он внимательно рассматривал своего помощника, словно хотел выведать: догадывается тот о чём пойдёт сейчас речь или нет? Пашка спокойно, и без особых мыслей в голове, попивал ароматный чай? Захарыч неторопливо отхлебнул пару глотков и продолжил:

— Все нормальные люди уже почти месяц, как ходят в школу. Наши пацаны пошли: Родыгина сын, Рыжова, Абакаровская дочка, Валя вот… — Захарыч остановился, переводя дух, — серьёзный разговор начался. Он увидел как Пашка напрягся.

— А что, всё равно времени полно, чего его зря терять! Давай в школу, Паш, а? В вечернюю! — Захарыч смотрел на Пашку с таким лицом, словно умолял его о пощаде. Все аргументы старого берейтора, которому всю жизнь не хватало образования, кончились, и он теперь не знал, что ещё сказать.

Теперь Пашка взял паузу, которой позавидовали бы старые мхатовцы…

— А как же работа? — наконец подал он голос.

— Да решим, Паш, решим, не в первой! — заторопился Захарыч. Тут вечерами работы-то, справлюсь! Казбек «разового» в помощники должен взять вот-вот… Это же — школа! — Стрельцов произнёс последнее слово с таким благоговением и придыханием, словно речь шла о какой-то невероятной святыни.

Пашка вдруг перешёл на тон, которым обычно доверяют сокровенную тайну:

— Я давно об этом думал… Валя… Вон какая! Даже — Валерка Рыжов. А я со своей восьмилеткой… Короче, как это… — Пашка пощёлкал пальцами, как когда-то Захарыч, и вновь, с хитрой улыбкой, напомнил его любимое слово — Атавизьм!.. — Оба облегчённо и радостно захохотали. Захарыч протянул клочок тетрадного листа:

— Адрес школы Валентина принесла. Это оказывается там же, где она учится днём. Наш директор цирка уже созвонился с директором школы, завтра с документами туда. Ну, Пашка, не подведи!.. — Захарыч поднял стакан с недопитым чаем, как поднимают, чтобы чокнуться.

— Ай да Захарыч! Ну, — хитрец!.. — Пашка резко выпрямился, с улыбкой охнув по пути. Стаканы с остывшим чаем встретились в воздухе, звуками гранёного стекла оповестив мир о начале «новой эры» в жизни хороших людей…

…Пашка с Захарычем выводили ахалтекинцев из конюшни за кулисы, готовясь к работе. Джигиты принимали животных, осматривали подпруги на лошадях, водили их по кругу, разминая перед выступлением, по ходу разминались сами. Пашка вёл осёдланного Малахита. За ним шагал Захарыч с Сапфиром.

С манежа слышался радостный лай собак и весёлая музыка. Оркестр сыграл финальный «галоп».

— Котова закончила! — сообразил Пашка. — скоро мы…

Впереди был понедельник. Всех отработавших традиционно поздравляли с «выходным». В цирке так принято. К этому стал привыкать и Пашка.

Униформисты раскрыли форганг. С манежа с визгами и гамом за кулисы ворвались афганские овчарки Котовой. Вся эта шумная свора пролетела по закулисью этаким «торнадо» в собачник.

Вслед за ними неторопливо шла уставшая дрессировщица, смешно хромая. Она кому кивала, кому отвечала на традиционное: «С выходным!»

Джигиты и некоторые из воздушных гимнастов, кто успел спустится за кулисы, тоже на разные голоса стали поздравлять артистку. Женька-полётчик, как всегда, напомнил о себе:

— Людмила Тимофеевна! С выходным! Хорошо, что не «с окончанием!..» — намекнул он на хромоту.

— Эт-т точно! Спасибо, мужчины! Окончаний не люблю! Но кончаю с удовольствием — чего и вам, бойцам, желаю!..

Котова приближалась к Пашке. Тот набрался смелости, — он всегда робел, встречаясь с этой артисткой, и выдохнул:

— С выходным, Людмила Тимофеевна!

Она остановилась, задержав взгляд на молодом служащем. Тот невольно втянул голову в плечи и остановился тоже. Сзади послышался голос Захарыча:

— С выходным, Тимофевна! Чего хромаешь?

— Спасибо, казаки-разбойники! Да вот, каблук сломала! В магазине обещали, что они как х… — не ломаются! Хотя с дури, говорят, можно и его, родимого, сломать… — она была в своём репертуаре.

Котова кроме «перчёных слов» любила высоченные каблуки, которые делали её стройную великовозрастную фигуру по-прежнему девичьей. Она прекрасно знала, что на манеже в такой обуви работать о-очень трудно, но работала…

— Ноги не поломаешь на таких «котурнах»?

— Ой, Стрельцов, мне бояться — трусы не снимать! Всё «нужное» уже давно сломано, остальное срастётся. — Она вернула взгляд на Пашку.

— Это тот самый герой, что спас весь цирк, а потом прятался в поликлинике?

Пашка сначала хотел было поправить артистку, мол, — не в поликлинике, а в больнице, но вовремя одумался. Попадать «на клык» этой женщине ему не хотелось никак. Он знал «языковые возможности» Котовой. После её «перлов» клички к людям прилипали навечно…

Она несколько секунд серьёзно смотрела на «героического служащего» и потом изрекла очередную «нетленку»:

— Запомните, юноша: женщина опасна «спереди», а лошадь сзади! — и похромала дальше…

— …Почему женщина опасна спереди? — через какое-то время посмотрел Пашка на похмыкивающего и качающего головой Захарыча. (С лошадьми молодому служащему было всё боле-мене понятно).

— Потом, как-нибудь… объясню… — ушёл от ответа улыбающийся наставник. — Пошли работать…

Глава двадцать вторая

Осень держала фасон. Было ещё сравнительно тепло. Но по утрам воздух стал свежее и был с какой-то морозной кислинкой.

Всё больше листьев оказывалось на земле. Всё чаще по утрам дворники шуршали мётлами, словно готовили серый мольберт асфальта к новой картине небесного художника.

Наконец-то Пашка мог вздохнуть этот утренний воздух полной грудью, спеша из цирковой гостиницы на работу. Рёбра ещё, нет-нет, давали о себе знать, но постепенно служащий по уходу за животными возвращался к привычной работе.

Теперь вечерами Пашка ходил в школу рабочей молодёжи. Точнее, не ходил, летал, — настолько ему нравилось учиться! Он, пожалуй, единственный из класса, кто приходил постоянно, без пропусков и опозданий.

Класс был разношёрстным по возрасту и тяге к знаниям. Кому-то просто нужен был аттестат о среднем образовании, кто-то подумывал о высшем и теперь «пыхтел», грызя науку. Кого-то направили с работы «по обязаловке». Последние то и дело опаздывали на занятия или часто пропускали «по болезни». Никто никого особенно не заставлял и «родителей не вызывал». Атмосфера была демократичной, близкой к анархии. Учителя с радостью помогали тем, кто хотел учиться, и почти не обращали внимания на тех, кто «отбывал время».