Книга Рузвельт - Рой Дженкинс

Прежде чем сообщить о таком решении, вновь избранный президент, в то время практически всемогущественный, испытывал муки совести, потому как не мог отважиться сказать о своем намерении Джонсону с глазу на глаз. ФДР сделал это при полном собрании Кабинета министров, где Джонсон неизменно присутствовал. Президент преподнес свою речь под соусом похвалы и извинений за то, что возникла необходимость избавить исключительно талантливого Джонсона от тяжести бюрократии, связанной с Разделом II, для того только, чтобы он мог полностью сконцентрироваться на решении задач по Разделу I, требующих его способностей. Джонсон был сильно разочарован и отреагировал достаточно экспрессивно, потому Рузвельт обратился с просьбой к Френсис Перкинс, устроить Джонсону двухчасовую прогулку на автомобиле, чтобы отвлечь его от мыслей об отставке. Такая тактика сработала на этот раз, но принесла мало пользы, поскольку в августе 1934–го, четырнадцать месяцев спустя, все более сумасбродное поведение Джонсона поселило в голове Рузвельта навязчивую мысль об отставке последнего. И вновь он постарался избежать острых углов. Верные ему Френсис Перкинс и Дональд Ричберг, советник Администрации национального возрождения (NRA), были призваны на помощь для исполнения этого решения. Почему Рузвельт считал, что их присутствие облегчит боль страданий — для обезглавленной жертвы или для него самого в роли палача, — остается неясным, но это — чудесный пример методов работы человека, который почти полтора десятилетия использовал свою харизму, хитрость и власть для управления страной — дольше, чем кто‑либо во всем демократическом мире.

NRA оказывала разного рода влияние на окружающую среду, судьбы людей и неустойчивые отношения «нового курса» с деловыми кругами до тех пор, пока не была 27 мая 1935 года, после обвинений в препятствовании торговле, упразднена. Это стало возможным вследствие постановления Верховного суда по делу, известному в народе как «Дело больной курицы», а в судебных хрониках — Schechter Poultry Corp. против США— название, которое создает впечатление неравной борьбы. Тем не менее, сражение выиграл Давид, а не Голиаф.

Возможно, наиболее длительное воздействие NIRA содержалось в первоначально малозаметном пункте 7 (а) Раздела I. Он запрещал федеральному правительству лишать рабочих права организовывать профсоюзы и заключать коллективный договор. На основе этого Джон Л. Льюис в течение двух недель, когда NIRA стал законом, издал плакат с фотографией ФДР и лозунгом «Президент хочет, чтобы ты вступил в Союз». «Союз» — это Профсоюз работников угольной промышленности — и плакаты были размещены преимущественно в районах добычи битуминозного угля — в Пенсильвании и Западной Виргинии. Только в Пенсильвании было набрано 128 тыс. новых членов профсоюзов. Поскольку оба штата были территорией «захваченных» шахт (монополизированных крупными сталелитейными компаниями), это привело к конфронтации с некоторыми корпорациями, которые традиционно выступали против профсоюзов в США. Было еще одно препятствие — Майрон Ч. Тейлор, глава корпорации U. S. S teel (лидера рынка), которого с Рузвельтом связывали особые отношения и чью фотографию (хотя и в компании Муссолини) он держал в своем кабинете. Удовлетворение от этих отношений не было односторонним: в 1940 году ФДР назначит Тейлора послом в Ватикан — личным представителем президента — пост, говоривший о высоком уровне доверия.

Даже такой тонкий и политически мобильный бизнесмен как Тейлор не сдался бы без борьбы; 35 тыс. шахтеров Пенсильвании начали забастовку до того, как проблема была улажена в пользу полного признания профсоюза. Рузвельту удалось устроить конференцию с участием Тейлора и нескольких других довольно авторитетных магнатов с Джоном Льюисом в Белом доме. На конференции президент предостерег бизнесменов от клановости. И если они намерены продолжать свои «фамильные» связи, то отношения эти, по его мнению, являлись некооперативными и порочными. Льюис, которому было что терять, вел себя в той ситуации как благодушный дядюшка.

Вместе с тем, Рузвельт, можно сказать, достиг значительного успеха, учитывая прежнюю несговорчивость этих акул бизнеса, хотя бы потому, что вышеупомянутая встреча вообще состоялась и совпала с несколькими важными событиями. Во — первых, отношения Льюиса с Рузвельтом достигли наивысшей точки. Как и Хьюи Лонг, губернатор и некогда сенатор от штата Луизиана, Льюис был слишком самовлюблен, чтобы иметь возможность продолжать эффективно сотрудничать с Рузвельтом, оставаясь на вторых ролях, потому выступил резко против переизбрания ФДР в 1940 году. Однако для менее ярких профсоюзных лидеров, в особенности представителей автомобильной и швейной промышленности, пункт 7(а) предписывал верно следовать политике Рузвельта, что, по мнению некоторых интерпретаторов, определило весь общественно — политический курс США. Вследствие этого, демократы стали главенствующей партией в глазах электората, по крайней мере, до окончания президентского срока Трумэна и, как видно, оставались популярными в годы правления президентов Кеннеди и Джонсона.

По окончании напряженной специальной сессии Конгресса в 1933 году Рузвельт отправился в Кампобелло в уверенности, что он заставил законодательную ветвь работать в усиленном режиме, сделав ее положение более зависимым от Белого дома, чем когда‑либо прежде. Сенаторы и члены Палаты представителей разошлись на каникулы так же довольные сложившейся ситуацией с той мыслью, однако, что в будущем им не помешает некоторая независимость. Лето 1933 года стало переломным в отношениях президента с лидерами деловых кругов; они изменились к худшему. Во время избрания и инаугурации Рузвельта предприниматели были охвачены страхом. Они были готовы прыгнуть в любую спасательную шлюпку. Но когда экономическая ситуация улучшилась, они захотели, больше всего на свете, вернуть себе независимость и положение в обществе. Этому вопросу они придавали больше значения, чем своему материальному положению, хотя некоторые из них во время кризиса и серьезно пострадали.

Ключевым событием 1933 года, которое можно сравнить со встречей на равных «стальных» магнатов и Джона Льюиса при содействии Рузвельта, стал вызов в Комитет Сената по банковским и валютным вопросам Джона Пирпонта Моргана — младшего, для которого нью — йоркское финансовое сообщество на тот момент стало своего рода независимым королевством. Это равносильно тому, с достодолжной и существенной разницей, как если бы Папу Римского попросили отчитаться по вопросу инвестиционной политики Ватикана перед одним из комитетов Парламента Италии. Морган держал себя уверенно и на равных, не пытаясь произвести хорошее впечатление. Когда ему задали вопрос о том, почему он не платил подоходный налог последние три года, он сообщил, что не имеет ни малейшего понятия и что этот вопрос нужно адресовать его бухгалтеру.

Огромное значение имело то, что Морган вообще явился на заседание. Боги снизошли до простых смертных. И богам это очень не нравилось. Они еще больше боялись упасть в глазах публики, нежели потерять прибыли. Однако Рузвельт не собирался возвращать все на прежнее место. Как раз ко времени появилась карикатура магната, которого спасают из воды, а он обвиняет своих избавителей в том, что те не вытащили из воды его цилиндр. Интересно, что Черчилль, чье красноречие было на порядок выше, чем у Рузвельта, десять лет спустя, во время войны, использовал эту метафору (в видоизмененной форме) во время дебатов в Палате общин сразу после одного из визитов к Рузвельту. Только блестящий цилиндр на этот раз превратился в обычную кепку. Уже на рубеже 1933–34 годов наихудшие опасения, с которыми столкнулся Рузвельт вначале, пошли на убыль. Кризис в банковской сфере был преодолен — скорее всего, благодаря удачному стечению обстоятельств, чем принятым мерам; экономика тоже медленно, но верно подавала знаки выздоровления. Индекс промышленного производства летом 1933 года подпрыгнул вверх и стабилизировался на том же уровне. Уровень безработицы понизился с пятнадцати миллионов человек до одиннадцати миллионов. Этого было достаточно, чтобы вызвать чувство негодования, которое пришло на смену чувству страха, — основной эмоции большинства представителей одного с Рузвельтом социального круга. Они быстро сочли его классовым предателем и в личных и кулуарных беседах поносили его в самых нелицеприятных выражениях. Их ярость не утихла даже после триумфальной победы демократов на выборах в Конгресс США [58]в середине срока полномочий президента в ноябре 1934 года. Вопреки традиционной картине, когда партия — победитель имеет небольшой перевес, перевес демократов в обеих палатах стал еще большим. В Палате представителей их количество увеличилось с 313 до 322 мест (общее количество мест — 432), в Сенате же демократов стало еще на 9 больше: 69 мандатов против 27 у республиканцев. Такой масштабный вотум доверия вынудил оппонентов администрации пуститься в демагогию и прибегнуть к подкупу голосов избирателей, ссылаясь на недочеты «нового курса».