Книга Любовь Орлова - Нонна Голикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Москве прежней жизни уже не было. На «Мосфильме» были свёрнуты все плановые съёмки. Основные ведущие силы кинематографии были брошены на нужды фронта. Но не только профессионально участвовали в войне люди кино. Григорий Васильевич, как и многие москвичи, рыл траншеи под Москвой, дежурил на крышах во время обстрелов и бомбёжек, гасил зажигалки. Однажды взрывной волной его отшвырнуло с такой силой, что он был контужен и повредил позвоночник. Тогда никто не мог позволить себе долго болеть, и он вопреки протестам Любочки очень быстро встал на ноги, чтобы снова быть в гуще событий. Однако потом, в течение жизни, эти травмы неоднократно дадут о себе знать, разрушая здоровье.
Уже в августе 1941 года мастера советского кино с невероятной оперативностью начинают снимать боевые киносборники, посвященные фронту, его стремительно меняющимся событиям. Александров же снимал первый такой киносборник, где в одной из миниатюр Любовь Орлова в образе Дуни-Стрелки, в ладно сидящей военной форме и пилотке, на велосипеде развозила письма с фронта с военными новостями, пела на мотив из «Весёлых ребят», но слова были новые, на злобу жестокого дня. В это страшное время они, как всегда, работали вместе. Но вскоре враг подошёл к Москве так угрожающе близко, что жить в столице стала опасно, и началась эвакуация, которая в октябре 1941-го обрела повальный и панический характер. Нонна Петровна с мужем, дочерью и двумя маленькими внуками (я и брат) была эвакуирована в Уфу, куда вывезли предприятие, на котором работал главным инженером Сергей Фёдорович. Туда же забрали и Евгению Николаевну. Зять Нонны Петровны (мой отец) ушёл на фронт уже через неделю после объявления войны. Любовь Петровна и Григорий Васильевич с сыном Дугласом (за неудобством имени его потом переименовали в Василия) были отправлены в Алма-Ату в том знаменитом поезде, который увозил из Москвы всех самых знаменитых тогда творческих деятелей. Орловой удалось оформить в этот поезд и Лёвушку Миронова, выдав его за члена семьи. И опять они — Орлова и Александров — были опорой и ориентиром для окружающих среди общей растерянности и горя.
Разлуки, разлуки, разлуки… Война!
В Алма-Ате Любовь Петровну ожидал удар: Григорий Васильевич прямо с поезда угодил в госпиталь. Как всегда, она со всей энергией и заботой сделала всё, чтобы вернуть ему здоровье. Но они снова были на пороге разлуки. Едва Григорий Васильевич встал на ноги, его отправили в Баку, где он возглавил киностудию. Вскоре приехала и она. Здесь были прекрасные бытовые условия, если вообще можно было считать какие бы то ни было условия прекрасными, когда немцы рвались и рвались на восток по России, Украине, Кавказу. Беда стояла на пороге. Как всегда, настоящим спасением была работа. Он начал съёмки фильма, который не стал их удачей. Назывался он «Одна семья» и так и не вышел на экраны. А она никогда не жила в таком ритме и с такими нагрузками.
Казалось, не было фронта и не было рода войск, где бы ни выступала Любовь Орлова. И как в мирные дни её лично знала вся страна, так и теперь её знали многие из тех, кто шёл в бой. Она пела, говорила, провожала, благословляла. Ведь большинство из тех, кто с восторгом аплодировал ей в те дни, были ещё совсем мальчишками, и многие после её концертов уходили, чтобы никогда не вернуться. И что она могла сделать для них? Только то, что делала всегда, — дарила всю силу своей души и таланта, приносила праздник туда, где царила смерть и лилась кровь. Особенно тяжело было выступать в госпиталях. И опять — поезда, самолёты, военные машины. И по-прежнему с ней рядом всегда был верный Лёвушка Миронов.
Вот одно из писем родным в мае 1942 года: «Концерты идут хорошо… Голос звучит… питаюсь очень плохо, иногда не обедаю. Сплю тоже плохо… План моей поездки такой: сегодня, четвёртого, еду в Тори — один концерт, затем — в Поти, 8, 9 и 10-го в Нахичевань…»
А родные жили в Уфе и, судя по всему, жили трудно. Наступил момент, когда Лёвушка, нагруженный продуктами, был отправлен в Уфу, чтобы навестить и подкормить Нонну Петровну и, главное, привезти в Баку Евгению Николаевну. Вырвалась однажды к сестре и сама Любовь Петровна. Конечно же дала там концерт. Чужой дом, давший приют Нонне Петровне и её семье, наполнился запахом французских духов, во всех углах появились картонные коробки с продуктами.
Я помню и двор с зарослями малины, и дом, в котором мы тогда жили. В большой кухне по стенам от пола до потолка стояли клетки с мышами. Бабушка и мама брали их из фармацевтического института — мыши нужны были для опытов. Мы смотрели за ними, за что получали продукты и молоко, что было, видимо, необходимым подспорьем. Когда говорят «война» — я слышу мышиный писк и их возню в клетках, а перед глазами — чёрный блин репродуктора, к которому приникали всей семьёй: отец был на фронте…
А приезд прекрасной кинозвезды в тяжкое военное время в Уфе помнят до сих пор, и до сих пор в местной прессе появляются воспоминания очевидцев. В 1997 году, более чем через полвека после тех событий, моя мама получила письмо от дочери хозяйки дома, в котором мы жили в эвакуации в Уфе. Она тогда была подростком. Не могу не привести здесь эти потрясшие меня строки:
«Прежде всего, хочу представиться, чтобы Вам не пришлось гадать, от кого это письмо. Во время войны Вы некоторое время жили в Уфе, в эвакуации. Во время войны многие москвичи жили у нас. Жили музыканты из оркестра Большого театра, их дирижёр… В 95 году умерла моя мама. Я помню, как Вы с мамой стояли на крыльце нашего флигеля в последний вечер перед Вашим отъездом в Москву, прощались. Помните ли Вы её? Вряд ли… А вскоре умерла и её сестра. Уходят из жизни последние пережитки прошлого в хорошем смысле этого слова, а что теперь вокруг — страшно даже подумать… Родители моей мамы приехали в своё время в нашу несчастную страну из Швейцарии. До самой смерти они оставались её гражданами, и эта страна помогала им, в том числе и посылками. Мама родилась в Москве и в 1932 году приняла наше гражданство. И всё. Всё мужское население нашей семьи уничтожили в 1937 году. Двух братьев мамы, не успевших принять советское гражданство, отправили на их историческую родину, где они прекрасно дожили свою жизнь… Напишите, если это Вас не затруднит, обо всех».
Судя по всему, мои бабушки оставляли в душе каждого неизгладимый след… Как и в моей…
В 1943 году Любовь Петровна и Григорий Васильевич возвращаются в Москву. Его переводят из Баку, и он возглавляет «Мосфильм». Её пребывание дома — чистая условность. Она по-прежнему ездит и выступает на всех фронтах. Кинохроника сохранила кадры момента её выступления в пылающем, но не павшем Сталинграде. В белом армейском дублёном полушубке и ушанке с красной звездой она поёт символические в те дни слова: «Не видать им красавицы Волги и не пить им из Волги воды!» Сзади — колонны пленных немцев. Чтобы приветствовать русских солдат Сталинграда, артистка пробиралась через заминированную территорию.
Когда Советская армия освобождала Европу, с нашими войсками шли актёрские фронтовые бригады. И конечно же — Любовь Орлова. Как символ победы над фашизмом воспринимали её появление и в Германии. Тогда передвижение по военным путям-дорогам представляло особую сложность. Система пропусков, разрешений и запрещений зачастую оказывалась непреодолимым препятствием. Командование прекрасно понимало всё значение встреч с любимой актрисой для людей, которые так долго и жестоко жили вне дома, без близких, без уюта и красоты жизни. Поэтому Орловой был выдан документ, обеспечивавший ей беспрепятственное передвижение по освобождаемой вражеской территории: