Книга Американский доброволец в Красной Армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейсхтага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945 - Никлас Бурлак

После моей эмоциональной речи все перестали смеяться или даже задумались.

— Ну хорошо, Никки, допустим, ты все-таки выиграешь выборы, — прервал паузу Ларди. — Какими будут твои первые шаги в качестве вновь избранного президента?

— Ты, Ларди, видел в журнале рисунки сверхзвуковых кораблей, которые будут в США к 1960 году? Я как раз стану президентом. Видел или не видел?

— Да, Никки, видел. Но это же иллюстрации, нарисованные фантастом… Неужели в 1960-х годах можно будет летать на Луну?

— Уверен: такие корабли будут к услугам президента! — горячился я.

Тут в набиравший серьезность разговор включились Ю-Пэ и Хеффи.

— Но зачем тебе, президенту Америки, нужны будут такие корабли? — спросили они оба.

— А вот зачем. В корабли я соберу по всей Америке таких хозяев заводов, как бетлехемский Чарли Шваб, которые запрещают на своих заводах профсоюзы, и отправлю их всех на Луну. И наша страна избавится от паразитов. И еще в один из таких сверхзвуковых кораблей я распоряжусь загнать всех крыс и отправить туда же, к чарли швабам!

На этот раз пауза была очень длинной. Все сидели задумчивые. Прекратился дождь. Из-за туч выглянуло солнце. Ларди встал и сказал:

— Наш Никки отныне и во веки веков будет носителем прозвища Великий Фантазер!

— Ну хорошо, хорошо, союзник, — прервал меня лейтенант. — А все-таки: что бы ты сделал, если бы тебя сегодня избрали президентом Соединенных Штатов?

Мне хотелось ответить, что первым делом я бы попросил «всесоюзного старосту» Калинина вручить орден Ленина и «Золотую Звезду» Героя не кому иному, как Франклину Рузвельту — за вкусную тушенку, прекрасные «Студебеккеры», «Форды», «Доджи» и «Виллисы», за самолеты «Кобра», за танки «Шерман», за многокилометровые линии проводов, радио- и телефонные аппараты…

Не успел я все это сказать, как раздалось тревожное:

— Полундра! Идет!

Через секунду свет потушили и все лежали в своих кроватях. Полог палаты распахнулся, кто-то вошел и зажег свет. Все девять выздоравливающих притворились спящими. Однако строгий и вместе с тем знакомый мне девичий голос произнес:

— Нечего притворяться! Я видела в палате свет и слышала голос рассказчика! Лучше признайтесь, кто был рассказчиком?

Я открыл глаза и задохнулся. На пороге стояла ОНА! Да-да, это была она! Я собрал в кулак всю свою волю и выпалил:

— Рассказчиком был я, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы!

— Принцесса! — с восхищением произнес мой сосед справа.

И тут произошло невообразимое.

— Никлас, милый, вы здесь? — Этот голос я не смог бы спутать ни с каким другим.

— Так точно, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы! — ответил я взволнованно.

Она всплеснула руками, как это делала в таких случаях моя мама, и воскликнула:

— Боже праведный! Можно мне вас обнять?

— Нужно, товарищ гвардии младший лейтенант медицинской службы! — доложил я.

Не случайно ей вручили медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. Она не побоялась при всех подойти ко мне и крепко, сладко меня поцеловать!

А потом обратилась ко всем в палате и сказала приказным тоном:

— Отбой! — Потом добавила: — И спокойной всем вам ночи.

Я видел, как она подошла к выходу, как снова взглянула в мою сторону, как зажмурилась и вытянула чуть-чуть вперед губы… После этого свет погас. Через минуту или две мой сосед слева тихо, но отчетливо произнес:

— Принцесса Турандот нашла своего принца Калафа.

На эту реплику лейтенант рявкнул без изысков и церемоний:

— Заткнись, падла!

4 июля 1943 года

Возвращение в танковый взвод

Прощайте, золотые сады Эдема! Доктор Карлов выписал меня из полевого госпиталя, хоть я еще и не совсем поправился. Переживем! Доктор самолично доставил меня на госпитальной машине в расположение разведроты и велел моему командиру, гвардии старшему лейтенанту Олегу Милюшеву, поместить меня под арест и сообщить в Смерш, что я две ночи отсутствовал на своей койке в палате выздоравливающих.

— Где он был — неизвестно. И это, на мой взгляд, достойно того, чтобы вы, гвардии старший лейтенант, проинформировали об этом Смерш. Ведь он ваш подчиненный. И еще: не забывайте, что он иностранец!

— Да, товарищ капитан, я знаю о его разговоре с командующим Центральным фронтом генералом Рокоссовским и о том, что он американец, — ответил мой комвзвода.

Я этого разговора не слышал, но мне его с усмешкой передал Олег Милюшев.

— Вы собираетесь выполнить указание капитана Карлова? — спросил я Милюшева.

— А не пошел бы он знаешь куда?!

После такого ответа Олега я решил поделиться с ним многим из того, как я провел эти две ночи. В Америке сказали бы «Не was at the Seventh Heaven» («Он побывал на седьмом небе»). Да, эти ночи останутся в моем сердце до конца моей жизни!

— Факты, Никлас, факты! — шутливо подзадорил меня Милюшев.

— Даю факты! 2 июля около четырех утра перед самым восходом солнца, рядом с нашим тентом выздоравливающих стали петь живые курские соловьи. Проснулся я от их трелей…

Никогда прежде ничего подобного не слышал. Заснуть под эти волшебные трели было бы преступлением… Я находился под очарованием соловьиных трелей до тех пор, пока в нашу палату не вошла девушка моей мечты, которую в госпитале прозвали Принцессой. Дело в том, что еще 16 апреля сего года я обещал ей нарисовать с натуры ее портрет. Она увидела, что я не сплю, и, ни слова не говоря, подошла к моей кровати и положила на тумбочку альбом для рисования, ластик и карандаши. Я спросил шепотом:

«Когда и где?»

«Написано в альбоме», — тоже шепотом ответила она.

«В пять вечера, в ста метрах строго на север от угла приемной нашего госпиталя у огромного векового дуба», — прочел я, после чего в этот день каждые полчаса смотрел на свои часы… Я ведь ждал эту встречу много дней и часов…

— Встретились у дуба? — спросил Олег.

— Да! — восторженно ответил я.

— И вы с ней провели всю ночь?

— Так точно!

— Она это подтвердит, если надо?

— Несомненно!

— Уверен?

— Абсолютно.

— А вторую ночь у того же дуба… с другой медсестрой? — спросил комвзвода с ухмылкой.

— Вы за кого меня принимаете, товарищ гвардии старший лейтенант?! — искренне возмутившись, спросил я.

Он все понял. Уверен: мое безграничное возмущение послужило весомым доказательством того, что я однолюб.