Книга Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает - Изабелла Аллен-Фельдман

– Эх! – вздохнула сестра. – Мне бы вместо этого журавля – синичку. Тысяч двести на спокойную старость. Купила бы себе небольшой домик в Феодосии, и жили бы мы там с тобой…

Я знаю, почему именно в Феодосии, даже знаю, где именно купила бы сестра дом – в Коктебеле. 200 тысяч… Это так же недостижимо, как и 500 миллионов. Quand on n'a pas ce que l'on aime, il faut aimer ce que l'on a[51] – вот единственное наше утешение.

15.08.1961

Снилась Таганрогская водолечебница, которой, наверное, уже нет и в помине. Она почему-то находилась напротив Коммерческого училища, а прямо между ними стоял памятник императору Александру. Такое вот странное смешение, и никого из людей, ни единой души. Глупость, конечно, но я почему-то расстроилась. Nostalgie[52].

17.08.1961

Йорцайт[53] отца. Зажигали свечу, сидели, плакали, почти не разговаривали. Бывают моменты, когда слова не нужны. Так жаль, что нельзя в этот день посетить могилу отца. Судьба раскидала нас по свету, оторвала от дома, от родных могил. Разве не прекрасно, что мы с сестрой снова вместе? Я почему-то была уверена, что отец навестит меня во сне, но этого не случилось. Спрашивать, приходил ли он к сестре, я не стала. Она ничего не сказала, значит или не приходил, или не стоит говорить об этом. Кто проклял наш род? За что? Почему все мы такие несчастные? Мы живем вдали от дома, вдали от родных, вдали от могилы отца, живем там, где даже нельзя найти свечу, которая бы горела сутки. Если говорить начистоту, то дело не в расстояниях, не в доме и, конечно же, не в свече. Дело в том, что от нашей семьи почти ничего не осталось. Дерево с засохшими ветвями, иначе и не скажешь. Такое впечатление, будто все наше счастье досталось отцу и выпало на первую половину его жизни. На вторую и детям ничего не осталось. Отец был необыкновенно удачлив в делах. Да, он и умен был необыкновенно, но для того, чтобы шли дела, одного ума мало, нужно и мазал[54] иметь. У отца все спорилось, он наклонялся для того, чтобы поднять рубль, а поднимал червонец, вот как ему везло. Другим везло не во всем, например, торговля одним товаром приносила прибыль, а другим – убытки. У отца прибыль приносили все дела. Если бы не революция, то он бы стал magnat du pétrole[55]. Если бы… В молодости это «если бы» смешит, а в старости больно ранит. А что не ранит?

20.08.1961

Друг за другом скончались знаменитая певица Обухова и театральный режиссер Алексей Дмитриевич. Обоих сестра знала, но Алексея Дмитриевича гораздо ближе. Они когда-то работали вместе и были в хороших отношениях, несмотря на то что Алексей Дмитриевич поставил сестре «диагноз» – ненависть к режиссерам. «Уходят лучшие, – вздыхает сестра. – Исполины уходят. А кто остается? Лилипуты! Пигмеи!»

23.08.1961

Сестра не хочет шумного многолюдного праздника. Несмотря на то что она оправилась от утраты, душевная боль еще не покинула ее. Знаю по себе, что боль долго не уходит. Она то утихает, то усиливается, но нужно много времени на то, чтобы боль сменилась печалью. Печаль – это уже не больно, а просто грустно. Сестра хочет ограничиться приглашением самых близких ей людей, но в то же время опасается, что многие нагрянут без приглашения и тихое празднество превратится в шумное. Такая опасность действительно есть, но я склонна подозревать, что если день рождения и впрямь получится тихим, то будет хуже. Сестра решит, что все о ней забыли и впадет в хандру. И так нехорошо, и так плохо. Сцилла и Харибда. От меня ничего не зависит, но все шишки достанутся мне.

28.08.1961

Можно сказать, что день рождения прошел хорошо. Т. и Л.О. в своих поздравлениях слишком часто произнесли слово «возраст» и были немедленно наказаны. Сестра с неподражаемым ехидством (отцовская черта) поинтересовалась у каждой, не забыла ли она, что они на самом деле ровесницы. И Т. и Л.О. «скинули» себе лет по 10 или даже 12, когда в тридцатые годы получали паспорта. Оказывается, долгое время здесь обходились без паспортов, которые тоже считались пережитком прошлого. Должна отметить, что большинство этих «пережитков» постепенно возвращается, вот даже погоны и звания в армии ввели. Отец, когда узнал, что Борух Каплун стал «комбригом», просил объяснить ему, чему соответствует это звание, а мать ответила, что все «их» звания соответствуют одному и тому же апикойрес[56]. Я подарила сестре бусы из жемчуга, которые она несколько раз просила у меня напрокат, и шерстяную кофточку, которую мне помогла купить Ниночка. Кажется, угодила.

30.08.1961

– Как же я мечтала сыграть Аврору! – сказала сестра.

– Аврору? – удивилась я. – Какую?

– Ну не крейсер же! – ответила сестра. – Аврору Дюдеван, которая Жорж Санд! Почему никто не написал о ней пьесы? Пишут о ком попало, выдумывают истории, а такую трагедию обходят стороной! Во Франции все еще читают ее?

– Мало, – честно ответила я. – Французы предпочитают современную литературу классической.

– Рассказывала ты мне про эту современную литературу! – хмыкнула сестра. – Жорж Санд! Какие мужчины были в ее жизни! Альфред де Мюссе! Ференц Лист! Фредерик Шопен!

– Что, и Лист тоже? – Про этот роман мне ничего не было известно.

– Совсем недолго, – сестра махнула рукой, давая понять, что роман был мимолетным. – Почему никто не переложит в пьесу «Лукрецию Флориани»? Все ищут тему, драму, сюжет, а тут такой сюжет пропадает! Несправедливо! Такая женщина! Такие мужчины! Такая судьба! А наш Годунов собирается заказать Гренадеру перелицовку какой-то итальянской тягомотины!

Годунов, Гренадер, итальянская тягомотина… очередная интрига. Не хочу подробностей, поэтому пропускаю мимо ушей и перевожу разговор на Les beaux messieurs de Bois-Doré[57].

01.09.1961

Сегодня было очень приятно гулять по Москве. Нарядные школьники создают атмосфэру. Город помолодел, и я тоже чувствовала себя молодой. Увы, le temps perdu ne se rattrape jamais[58].

05.09.1961

В газете «Труд» прочла интересную статью про ленинградского артиста Кадочникова (красавец!). Его чуть было не посадили на скамью подсудимых за незаконные концертные программы, доход от которых шел в карман артисту и администратору, который эти программы организовывал. Государство не получало ни копейки, здесь это большое преступление, больше, чем неуплата налогов во Франции. Называется смешно – частнопредпринимательская деятельность с целью личной наживы. А что, разве бывает деятельность без наживы? Тогда это называется «благотворительность». Администратору дали три года условно (сестра объяснила, что «условно» означает отсрочку приговора), а артиста простили за былые заслуги. «Откупился, не иначе», – сказала сестра. Я просила ее не заниматься такими делами, чтобы ее не посадили в тюрьму. Сестра заверила меня, что она «налево мордой не торгует», то есть не занимается подобными делами.