Книга Поздний развод - Авраам Бен Иегошуа

– Можешь позвонить ей и сказать, что я сижу за столом с набитым ртом. Мне доставишь удовольствие, а ее избавишь от волнений.

Внезапно он перестает бродить по квартире и выпаливает:

– Что случилось? Так ты видел ее?

– Конечно видел. Можно мне еще немного яичницы? Пожалуйста.

– Ну и как она?

– В полном порядке. Поливает деревья.

– Но что она сказала? И как приняла тебя?

– Очень дружелюбно. Кстати, ее пес передавал тебе приветы, Яэль. Тебе отдельная благодарность за порошок для собаки.

Бросив последний взгляд на чек, я сложил его и спрятал в карман.

– Она подписала?

– Почти. Она захотела еще немного подумать.

– Подумать?

– Такое случается.

Зачем, ну зачем я связался с ними. Или виною тому мой паршивый характер?

Но тут, почти не плача, взрывается Яэль:

– Ты можешь говорить как человек? Ты сам ведь настоял, чтобы отправиться к ней самому, а теперь из тебя приходится клещами вытягивать каждое слово.

– Ну хорошо, хорошо. Я только хотел спокойно поесть. Простите меня… я просто не представлял себе, как вам приспичило. (Киссинджер представляет свой план правительству Израиля.) Я прибыл туда в три тридцать. Я разговаривал с молодым врачом, которого мне пришлось разбудить. Он сказал, что она в хорошей форме. Некоторые ее друзья знали, что я должен появиться… и зачем. Я нашел, что она посвежела и загар ей к лицу. Она поливала деревья. Я не знаю, является ли это новым видом терапии, но мне совершенно ясно, что это пошло ей на пользу. Просто никакого сравнения с тем, в каком состоянии она была несколько лет тому назад. Ты помнишь это время, Яэль? Мы тогда были с тобой вместе.

Ее отец стоял, склонившись ко мне. Вид у него был угрожающим. Яэль тоже выглядела враждебно.

– Я сказал ей, что ты прибыл и что выглядишь хорошо. Она спросила, по-прежнему ли ты мучаешься от спазмов в горле, и я сказал, что ничего похожего не заметил, никаких спазмов. Затем она спросила, не беспокоит ли твое присутствие детей, а я сказал, что, наоборот, дети очень тебе рады. Еще я сказал, что ты тяжело привыкаешь к разнице во времени из-за часовых поясов между Америкой и Израилем. Я вручил ей проект соглашения и советовал ей подписать его. Она спросила, должна ли она его прочитать. Я сказал, что да, поскольку такова наша профессиональная установка – не давать нашим клиентам на подпись каких-либо соглашений, контрактов или других документов, пока они не будут клиентом прочитаны. Они могут ничего из прочитанного не понять. Но для них же лучше, если они прочтут, ничего не поняв, чем ничего не поймут, не читая. (Ха-ха. Но никто меня не поддержал.) Она попробовала это прочитать, но не могла, потому что у нее сломались очки. А может быть, их съела собака. Ты и в самом деле должна об этом позаботиться, Яэль. Она слушала внимательно, пока я объяснял ей все тонкости договора и то, насколько ее интересы будут защищены и гарантированы. Я объяснял все это очень бережно и осторожно, но она, по-моему, твердо решила не спешить с ответом, и все время спрашивала о тебе, Яэль.

– Почему я не пришла?

– Ну, почти. Я объяснил ей как мог. Пообещал, что ты придешь завтра или, в крайнем случае, послезавтра, и тогда мы решили, что она еще немного подумает и, дождавшись тебя, подпишет соглашение. Конечно, время нас поджимает… именно это и пытался я донести до нее со всей доступной мне вежливостью… Можно мне получить еще одну чашку чаю? Я абсолютно пересох. Из-за этого чека я пробегал весь вечер.

– Она не согласится, – прохрипел старый джентльмен безо всякой надежды.

И он покинул комнату. В глубине души я знал, что он прав.

– Почему бы ей не подписать? – возразил я. – У меня сложилось другое впечатление. Так я могу получить еще чашку чаю, или я должен попросить об этом в письменной форме?

Яэль принесла мне чай, руки у нее дрожали, она вынула малышку из ее креслица и перенесла в кроватку. Гадди наконец показал мне свой рисунок, на котором странная женщина очень высокого роста стояла под дождем.

– Просто потрясающий рисунок.

Я поцеловал его и отослал в кровать. Отец Яэли был явно разочарован. Яэль глядела на меня безо всякой любви.

– Что на тебя сегодня нашло?

– Не знаю. Но я выжат как лимон.

– Оно и заметно.

– Всего было многовато…

Я и в самом деле едва держался на ногах. Что-то случилось со мной. Неужели меня так потрясли поиски этого проклятого чека? В глазах у меня снова встали полуразрушенные дороги… голая старуха на горшке… желтая вода… адские отсветы печки… ощущение от соломенной метлы у меня на шее и волосах…

Я поднялся, чтобы просмотреть почту, включил телевизор, я совершенно без сил, глаза слипаются, я не могу выдавить из себя ни слова, Яэль убирает со стола, малышка уже уснула. Я выключаю свет и влезаю в пижаму, прячу в карман пижамы мой чек и ищу свою газету, я едва шевелюсь, я забираюсь в постель, укрываясь с головой большим шерстяным одеялом.

Десять часов. Телефон звонит и звонит. Это моя мамочка. Да, говорит Яэль, как если бы речь шла о трехлетнем карапузе, да, он покушал, а теперь лежит в постели. Ее отец возвращается со своей прогулки. В руках его – пачка сигарет, что-то он шепчет ей. Мои веки смыкаются, газета соскальзывает на пол. Старый джентльмен входит в спальню. Его интересует, купил ли я подарок его внуку.

– Виноват, – говорю я. – Совсем забыл.

Он достает из своего кармана тридцать долларов и кладет банкноты на ночной столик возле кровати.

– Нет никакой необходимости, – шепчу я.

Но он ставит на банкноту пепельницу и стоит рядом с угрюмым видом. Яэль на кухне моет посуду.

– Что мне купить ему?

Он не отвечает.

– Если тебе все равно, я поищу для него небольшой электрический поезд. Он никогда не ездил в поезде…

Он молча стоит возле моей постели – высокий и красивый мужчина с копной седеющих волос, падающих ему на плечи, – так стригутся художественные натуры, богема… В хорошо сидящем на нем американском костюме. Его пальцы желты от никотина. Чего он хочет от меня? Разумеется, спросить о ней. Но он страшится этого разговора.

– Завтра ты уезжаешь в Иерусалим. К Аси.

Он бросает на меня взгляд… В глубине его души он очень хочет что-то спросить, но что-то удерживает его, и он жадно затягивается своей сигаретой. Внезапно он садится ко мне на кровать. Что-то притягивает его ко мне. То, разумеется, что я был у нее. Но что кроме этого я могу ему рассказать? Тишина. Я понемногу отключаюсь. Закутываюсь в одеяло. И закрываю глаза, открываю и закрываю снова. Подействует ли это на него? Должно. Но он продолжает сидеть курить, опершись на руку головой. Озабоченный человек. С проблемой. Ему нужен развод, у него есть женщина, ожидающая его, и если моя интуиция меня не обманывает, он заделал маленького дядю для Гадди. Ни звука – за исключением грохота тарелок из кухни. Мое тело наливается свинцовой тяжестью.