Книга Брак по-американски - Анна Левина

«Уважаемый Киса! Вы давно не сдавали анализы. Просим прислать ваше говно на анализ кала».

Поскольку мамина медицинская страховка на кота, хотя он и член семьи, не распространяется, а каждый анализ стоит больших денег, кот наш живёт сам по себе, без обследований, и чувствует себя прекрасно.

Бабушка, как истинная еврейка, домашних животных не признаёт и на нашего кота, когда приходит в гости, смотрит с укоризной. Потеряв всякую надежду на то, что мы его когда-нибудь выгоним, она однажды спросила вслух, ни к кому не обращаясь:

— Интересно, а сколько коты живут?

Никто ей не ответил, а кот даже не повернул головы.

Чужих людей в доме Киса не любит, особенно если они начинают его хватать, гладить и сюсюкать. Из милого котика он вдруг превращается в мини-тигра, прижимает уши и шипит гостю в лицо так злобно, что хватать его ещё раз никому не хочется. Если кто-то не понимает его шипящих намёков, кот может цапнуть или укусить, а это уже понятно каждому. Единственный человек, который может делать всё что угодно, — это мама. Её кот милостиво допускает до себя, иногда постанывая от нетерпения вырваться из горячих маминых объятий, но никогда не шипит.

Гарика Киса невзлюбил сразу, вечно шипел на него, как на пылесос, которого кот боится. Как только Гарик на минуту вставал, кот прыгал на его стул, и согнать его было невозможно. Киса отмахивался лапой и пытался кусаться. Гарик молчал и кисло улыбался, но смотрел на кота с ненавистью и брезгливостью.

А мама любила и Гарика, и кота, не обращая никакого внимания на их взаимную антипатию.

МАМА

В начале августа старые друзья Гарика, Галина и Виктор, жившие в другом городе, пригласили его на Гавайи по особой, очень недорогой путёвке, но с обязательным условием — на четверых. Гарик предложил мне поехать вместе, и я с радостью согласилась.

Через пару недель Галина позвонила и сказал, что всё в порядке, путёвки оформлены, надо вносить деньги. Гарик задёргался и помрачнел.

— Что-то не так, Гарька? — встревожилась я.

— Все думают, что если я дантист, то сказочно богат. А я работаю на хозяина, получаю обыкновенную зарплату, квартира стоит дорого, выплачиваю долги за своё образование, страховки, налоги, практически у меня ничего не остаётся. Вот машину купил недавно, телевизор. Теперь без копейки.

— Не волнуйся, — обняла я Гарика, — за себя я заплачу, а тебе могу одолжить, потом отдашь, договорились?

Гарик сразу повеселел, мы отослали деньги и стали собираться в дорогу.

Самолёт улетал рано утром. Я приехала к Гарику накануне вечером, после работы. Гарик решил вызвать такси заранее. Когда он разговаривал с диспетчером, то несколько раз повторил, что в машине будет два человека.

— Какая разница? — удивилась я. — Машина наша, хоть вдвоём, хоть втроём, это уже никого не касается!

— Ошибаешься, — запротестовал Гарик, и лицо его стало чужим и напряжённым, — с одного человека — одна цена, с двоих — дороже.

— Не может быть, — настаивала я, — никогда такого не слышала! По-моему, тебе просто морочат голову!

— Ты ещё много чего не слышала! — уже явно злился Гарик. — Раз я говорю, что дороже, значит, так оно и есть!

— Хватит спорить, — оборвала я и положила на стол пятнадцать долларов.

Гарик взял деньги и улыбнулся. Я с облегчением выдохнула. «Вот несчастный, — подумала я, — каждую копейку считает, а говорят, дантисты — богачи!»

Однако утром, когда мы сели в такси, я не выдержала и спросила шофёра:

— А правда, что с двоих пассажиров дороже, чем с одного?

Черный таксист распахнул свой зубастый рот и оглушительно заржал, по его лицу было видно, что он принимает меня за полную дурочку.

— Хоть два пассажира, хоть десять, мэм, машина ваша, пожалуйста, не беспокойтесь!

Я удивлённо посмотрела на Гарика. Он отвернулся к окну, губы его были плотно сжаты, кулаки тоже. «Странный человек, — пронеслось у меня в голове, — ну хотел, чтобы я заплатила свою долю за машину, так бы и сказал, зачем эти фокусы? Не нравится мне всё это. Может, я зря, вообще втравилась в эту поездку…»

ДОЧКА

Чем чаще я видела Гарика, тем меньше он мне нравился. Что-то в нём было ненастоящее. Маму он слащаво называл «дорогая». Это звучало, как в индийском фильме: «Дорогая, выпей чашечку кофе, тебе надо немножко отдохнуть!» Ничего конкретно плохого в Гарике я не замечала, но было много странного и неприятного. Например, его мама жила с ним в одном доме, этажом ниже, но заходить в квартиру Гарика ей было строго запрещено. Гарик звонил ей раз в день, но разговаривал одну секунду, «Здравствуй, дорогая, до свидания, дорогая», чтобы только убедиться, что она жива, так как его мама была очень старая и больная. То, что он всех называл «дорогая», меня очень раздражало.

У Гарика была огромная коллекция магнитофонных записей с какими-то дурацким лекциями: «Как стать богатым», «Как любить», «Как разговаривать с женой», «Как правильно питаться». При этом он мало с кем дружил, говорил, что очень беден, жены у него никогда не было, а его любимой едой были сосиски и жареная курица с макаронами.

Гарик верил в мистику, читал книги всяких шарлатанов о колдовстве и гаданиях и с удовольствием их пересказывал. Он очень гордился тем, что живёт на 13-м этаже, любил повторять, что сам его выбрал, когда заселяли дом, и видел в этом какой-то тайный смысл, кроме него никому не понятный.

Про себя Гарик любил говорить, что поскольку он родился под знаком Льва, а Лев — царь зверей, то он, Гарик, тоже царь, вернее король. Нашему Гарику больше нравилось считать себя королём. Он так и вещал: «Я — король, а вы — моя свита!», — и при этом препротивно ухмылялся.

Если верить, что «глаза — зеркало души», то душа у Гарика была неприглядная, так как глазки его были на редкость противными. Маленькие, тускло-коричневые, кругло припухшие и очень близко посаженные. Но когда он занавешивал их дорогими очками с дымкой, этого было не видно.

По-моему, он был злой и жадный, но мама называла все его выходки холостяцким чудачеством и всерьёз не принимала. Дома она бывала всё меньше, варила, жарила и потом таскала кастрюли Гарику, который на меня обычно смотрел настороженно, ожидал подвоха, а иногда просто с раздражением, но держался, вслух ничего не говорил.

В мой день рождения Гарик со мной даже танцевал. Но при этом он так откровенно собой любовался, сложив свои пухлые губки сердечком и выделывая ногами кренделя, так вкруговую вихлял бёдрами, подбоченясь и прижимая полу пиджака, как испанка придерживает юбку, исполняя фламенко, что я еле сдерживалась, чтобы не заржать!

Друзей у Гарика почти не было. Вернее, был один. Леонид Ильич Паприков. Имя сочетание очень смешное, но на самом деле Паприков был настоящий бандюга. Огромный, всегда грязный. До приезда в Америку он сидел в тюрьме и был там «паханом», о чём Гарик рассказывал с непонятной гордостью. В Америке Паприков не работал ни одного дня, и на что жил — непонятно. По всей вероятности, от безделья Паприков любил философствовать, а Гарик его с удовольствием цитировал.