Книга Молитва за отца Прохора - Мича Милованович

Вершиной злодеяний стала расправа над монахами, которых забили насмерть. От побоев скончались послушники Лука Радоичич и Радосав Кузманович. Монах Йован Радович после избиения был на грани смерти. В церковном портале мы встретили молодого монаха Теофана Джокича, который тронулся умом от побоев. Увидев нас, он бросился бежать, выкрикивая:

«Прочь, убийцы! На помощь, братья! Не отдавайте им меня!» Он убежал от нас, принимая нас, своих братьев, за мучителей. Старец Пахомий попытался объяснить ему, кто мы, но он скрылся в церковной капелле. Гойко пошел было за ним, но тот запустил в него камнем. Остальные пострадавшие лежали во дворе на траве. Те, кто уцелел, перевязывали им раны, ставили компрессы. Опасаясь возвращения болгар, никто не смел удаляться от церкви.

Весь этот день и следующую ночь я оставался в монастыре, помогая ухаживать за несчастными и приводить в порядок церковное имущество. На заре, с глубокой болью в душе, я отправился к церкви на Волчьей Поляне…

Я встретил ее. Случилось это пару лет назад, в 1990 году, в монастыре Святой Троицы на празднике Святого Духа. Бывший грудной младенец превратился в женщину под пятьдесят. Ее окружали дети и внуки, рядом была и мать Загорка. Заметив меня, Загорка подошла и сказала:

– Отец, это моя дочь Дара.

Дара мне поклонилась и приложилась к руке. Передо мной стояла красивая черноволосая женщина. Я представил ее собравшимся монахам и рассказал о событиях страшных дней 1943 года, разыгравшихся под этим святым кровом. Большинство монахов были слишком молоды, чтобы помнить о них. Я произнес такие слова:

– Братья, эта дивная богоугодная женщина по воле Господа в свои неполные полгода спасла немало монахов, среди них и нашего патриарха Павла, в то время молодого послушника Гойко Стойчевича.

Затем я им подробно рассказал, как все было, они же меня со вниманием выслушали. Я объяснил, что если бы мать не убежала с ней, ища спасения, то и мы бы не уцелели. В конце я сказал Даре:

– Славная дочь честных родителей, пусть милость Господня сопровождает тебя на жизненном пути. И тебя, и потомков твоих.

А она мне отвечала:

– Благодарю, отец, за теплые слова. Мама мне об этом рассказывала, и я счастлива, что, будучи малым дитятей, послужила столь богоугодному делу. А вам желаю долгих лет здоровья, чтобы служить Господу на благо нашего народа.

Доктор, у меня сильные боли в животе. Посмотрите, прошу вас.

* * *

Мы потеряли несколько драгоценных дней. Если боли участятся, мы не дойдем и до середины моей истории. Но что поделаешь! Все в Божьих руках. Да, сейчас прекратились. Надо поторопиться, пока я могу говорить. Сейчас я расскажу вам об одной женщине, пережившей самое большое несчастье, какое может случиться с порядочной женой и матерью.

Я услышал о ней от Даринки, сестры Вучко Поповича из Тияня, выданной замуж в Приевор. Однажды в воскресенье я встретил ее перед тияньской церковью, из которой она как раз выходила с Тиной, женой Вучко. Две набожные прихожанки рассказали мне, что девять болгарских солдат в Дучаловичах изнасиловали какую-то женщину, о которой они больше ничего не знают, даже имени. Это потрясло меня так, что я сейчас же пустился в путь. Я считал своим долгом быть рядом с людьми, которым требовалась помощь. По дороге ко мне присоединился Райко Сретенович из Турицы, который с ней был знаком. Он сказал мне, что ее зовут Ранка, а фамилию сейчас уже не помню.

Эту женщину мы застали в постели. Муж ее ушел в партизаны, она жила с двумя маленькими детьми, свекром и свекровью. Обесчестили ее на глазах у членов семьи, которым было приказано присутствовать при этом страшном злодеянии. С тех пор она лежала неподвижно, глядя в потолок. Когда мы вошли, окинула нас взглядом и отвернулась. Казалось, чудовищное страдание вылилось в равнодушие. Тело ее осквернили, но не смогли уничтожить гордость и достоинство. Она молчала, но за молчанием крылось слишком большое отчаянье, крик страшной боли.

Я понимал, что любые слова утешения в эту минуту были лишними. Но и молчать я не мог и сказал ей так:

– Милая, они обесчестили не тебя, а себя. Ты осталась несогнутой, а они упали в грязь бесчеловечности, из которой им никогда не выбраться. Бог видел их страшное преступление, они получат за него то, что им причитается. Их души будут гнить в глубоком мраке небытия. Они лишатся рассудка от чудовищности своего злодеяния, и, безумные, будут блуждать по свету. Бог и справедливость на твоей стороне.

Пока я говорил это, ее свекровь вытирала слезы, а дети молча на нее глядели. Но женщина не обращала внимания ни на меня, ни на мои слова. Я продолжил:

– Милая, Господь свидетель твоего страдания, его речи гласят: «Блаженны вы, невинно пострадавшие, ибо ваше будет царствие небесное». Твой образ навсегда останется светлым и чистым, и дети твои будут гордиться тобой.

Женщина вдруг зарыдала, а я продолжал говорить:

– Твои рыдания поднимаются в небеса, и внемлют им ангелы небесные. Твоя вера в Бога и порядочность вознаградятся.

Передо мной, доктор, в отчаянии лежала женщина, которой довелось пережить самое страшное, что может испытать порядочная женщина. Я должен был найти для нее слова утешения, дать ей силы подняться из пропасти, в которую изверги ее бросили.

Точно, вы правильно говорите, доктор. Для меня это была трудная и деликатная задача. Мои слова должны были иметь целебную силу, хотя я знал, что сам Спаситель вряд ли мог это сделать. А я всего лишь простой смертный, желающий помочь обездоленным. Вдруг женщина поднялась и сказала:

– Я иду в церковь Святой Троицы.

Ее слова всех нас смутили. Непонятно было, с какой целью она туда идет. Церковь находилась неподалеку от их дома.

– Ступай, милая. К Господу следует обращаться, когда нам тяжелее всего, Он один нам может помочь.

Она вышла в соседнюю комнату и вернулась в нарядной одежде, в какой ходят в церковь или на праздники. Погладила детей по волосам, поцеловала и заплакала.

– Я пойду с тобой, – сказал я ей.

– Нет, отец! Я хочу пойти одна! – почти крикнула женщина.

Я должен был уважать ее желание пойти одной, хотя мне не было ясно, почему она отказывается от моей помощи. Выглядела она обессиленной и едва держалась на ногах, хотя была еще молодой, не больше тридцати лет. Свекор и свекровь ей сказали, что в таком состоянии ей не стоило бы идти одной, но она вроде и не слышала. С порога добавила:

– Оставайтесь все в доме, не выходите за мной.

Мы, смущенные, глядели ей вслед. Меня, доктор, жизнь уже много чему научила. Часто я предчувствовал трагичные и роковые моменты, и в тот день в доме несчастной женщины в Дучаловичах я почувствовал беспокойство. Я засомневался, действительно ли она пошла в церковь? Я предугадывал новое несчастье, но ее родным ничего не сказал.

Мы с Райко остались с ее семьей, не могли в такие минуты оставить их одних. Мы все молчали, потому что не знали, что сказать друг другу Детишек я посадил на колени и гладил по волосам. В голове моей роились черные мысли. Как не следует расточать слова благодарности в хорошие минуты, так не следует и жаловаться в плохие. На руле нашего корабля лежит не наша, а всемогущая рука Господа, Он управляет им, Он знает, куда его ведет.