Книга Екклесиаст - Александр Холин

И тут среди многих танцующих, улыбающихся, радостных красавиц я увидел её, мою любимую! Но как она здесь оказалась? Пушкин когда-то нашёл Натали, только у каждого Александра должна быть своя Натали. Я, хоть и Александр, писатель, поэт, но моя девушка носит совсем другое имя. Только почему же имя должно обязательно повторяться? У каждого свой путь, и каждому дано то, что он заслуживает, остальные остаются холостыми. А моя ненаглядная, моя любимая, моя единственная, нужная только одному мне на всём белом свете Ксюша, она была здесь, в Зазеркалье! А я? На что же похож я, увлёкшийся мимолётными ласками служанок?! Никакой Екклесиаст не купится на дешёвое сексуальное обслуживание. И всё на глазах у моей возлюбленной!

Такого просто не могло случиться ни под каким соусом, и тем не менее моя девочка, моя любимая возникла откуда-то сбоку, со стороны. Сверху до пояса на ней ничего из одежды не наблюдалось, а снизу стройные ножки прятались за такими же, как у остальных, прозрачными шальварами.

Я ошалело уставился на откуда-то возникшую здесь девчонку, которую на полном серьёзе давно считал своей половинкой. Только она должна быть сейчас в другой стране и в другом измерении. Что же со мной происходит? Но у моей любимой должны быть две родинки на левом плече и ещё одна на спине, а у этой девицы ничего подобного не было!

Я поманил девушку пальцем и, когда она опустилась возле меня на колени, взял за плечи и резко развернул, чтобы взглянуть на спину. Родинки на спине, которую я называл Полнолунием, тоже не было! Вот уж действительно, подсунули какой-то гаремный обломок, да и сам я – ох, хорош! – купаюсь тут в девичьем малиннике. Похоже, в этом капище поселенцы крутые и вмиг с какой-нибудь ведьмой или вампиршей в постель закатают. Нет уж, хорошенького понемножку!

Только я единогласно пришел к такому внутреннему голосованию, как все лесбияночки, да и сам пир превратились в воспоминание, как будто бы не было никакого пира. Авантажная, не исчезнувшая никуда экскурсоводная хозяйка, томно улыбаясь, взяла меня за руку и завела в какую-то каморку по сравнению с остальными залами, похожую, скорее всего, на медицинский тюремный карцер.

Почему тюремный? Почему медицинский? Да потому что в белом безмебельном помещении со сферическими потолками и отсутствием углов прямо в центре красовался такой же безугольный прозрачный колпак. Он был выполнен, скорее всего, из стекла, хотя выдуть такой целиковый стакан мог только профессиональный стеклодувщик. Или несколько. Под ним, будто паук в банке, бегал маленький лысый человечек, одетый в строгую чёрную тройку, засунув большие пальцы обеих рук за рукавные обрезы жилетки. Под колпаком также громоздился вместительный письменный стол с тёмно-зелёной габардиновой поверхностью, на которой кроме стопки бумаги и чернильного прибора стояла большущая банка с… притопленной в ней человеческой головой.

Наформалиненная голова в банке казалась немного меньше, чем обычная человечья, хотя неизвестно, как человеческий орган будет вести себя в заспиртованном виде.

– Вы угадали, – весело хихикнула моя спутница, – это человеческая голова. Между прочим, тоже вашего соотечественника. Я подумала, что самое время нам заглянуть в Лепрозорий. Во-первых, вам интересно будет лично познакомиться с земляком, а во-вторых, вы уже вспоминали о нём. Видимо, он такого натворил в России, что ещё долго не забудется. Одно хорошо: мировая революция не успела разгореться на кизяке[32] из интеллигенции.

Я взглянул ещё раз. Точно, ошибки быть не могло! В формалине плавала голова последнего российского императора!.. Столько я повидал его портретов, фотографий, даже простых карандашных набросков, так что ошибиться просто не мог. А вокруг стола суетливо бегал… я уже отказывался верить своему зрению! Это был товарищ Ульянов-Бланк собственной персоной. Живой! То есть, живее всех живых!

– Но ведь он же, – попытался жестикулировать я, показывая рукой на север, где в центре Третьего Рима на Красной площади почивал его тотем, – он же в Москве!

– В мавзолее? – дама опять утробно рассмеялась. – Но ведь вы, миленький, сейчас тоже в церкви на лавочке сидите возле своего же гробика. Так кто же вы, покойничек? Назовите своё имя!

Веселье дамы было безгранично, но, к счастью, не бесконечно.

– Что ж делать с вами, ипохондриками? – снова засмеялась она. – Всё у вас плохо, плохо. Нет, чтобы порадоваться, приплясывая: а будет ещё хуже! а будет ещё хуже! Так нет, вам архиважно, чтобы кто-нибудь всенепременнейше пожалел. Вот и взяли мы его сюда. А то на небесах не нужен, в миру – тем более. Да и демоны инфернального мира от него отказываются, как ни странно. Куда ж ему, сердешному, меж небом и землёй?

Зато здесь он уже много советов надавал, как с вами, холерами, то есть холериками, управляться. Ни в одной стране столько советов не услышишь, как у вас. Действительно, страна Советов! А он, кстати, и Бенчика Ладена недавно подставил, и в сентябре нового тысячелетия американским террором руководил, когда самолёт в Нью-Йорке небоскреб пропорол. Ведь он же Ка![33] К тому же никакого терроризма в Нью-Йорке не было. Там рухнули три здания одновременно. Только все эти взрывы – тщательно разработанная ЦРУ провокация, чтоб, опираясь на борьбу с терроризмом, иметь возможность применять насилие над любым государством планеты.

К нашей беседе, то есть к монологу хозяйки давно прислушивался чёрный паучок под колпаком. Он счёл нужным оставить на время суетливую беготню по круглому кабинету, где квадратным был только письменный стол, и подкрался поближе. Но вдруг внезапно развернулся к нам лицом, привычно выкинул правую руку вперёд, указывая дорогу в светлое будущее, и соизволил подарить настоящее подколпачное изречение:

– Это не акт террора! Это война с терроризмом! Россия, – продолжал он, – эта сраная помойка нужна только как сарай для добычи природных ресурсов и размножения рабочих лошадок для мировой закулисы! Всенепременнейше необходимо уничтожить православие и тогда неминуемая дегенерация населения обеспечена! Возможность и умение умереть за идею – это архиважнейшее завоевание, без которого человечество не смогло бы существовать!

Затем товарищ Ильич достал из жилетного кармана луковицу карманных часов, посмотрел на циферблат, удовлетворённо кивнул, хлопнул крышкой и засеменил к ожидающему его письменному столу. Сделав несколько рукопашных пассов, он с вожделённым вниманием завис над банкой, уставившись на голову императора. Вскоре оттуда заструились пузырьки с живым огненно-белым пламенем, которому совсем не мешало банковское стекло. Огненные шарики струились вверх, к зениту, где попадали прямо в пасть склонившегося над банкой энергетического вампира.

– И это был наш вождь? – буркнул я и с отвращением сплюнул. – Теперь стало понятно, куда исчезла голова у казнённого императора. То-то её могильные археологи найти никак не могут.