Книга Люськин ломаный английский - Ди Би Си Пьер

Этот момент тишины уже казался свободой.

Стоя рядом с умирающим теплом трактора, Людмила захотела спать, но ее все еще немного лихорадило от волнения. Вскоре после того, как закат озарил плоское, пустое поле, где она остановилась передохнуть, показался старый синий грузовик, с грохотом продвигающийся по ледяной колее, называвшейся здесь дорогой. Людмила вышла из-за трактора и помахала водителю, чтобы тот остановился.

— Ты в Кужниск? — спросила она по-русски.

Двое загорелых мужчин, молодой и старый, притормозили, чтобы посмотреть на нее.

— А ты в Кужниск? — спросили они в ответ.

— Я хочу у вас кое-что спросить.

— Ты очень красивая! — крикнул молодой. — Богиня, честное слово, но нам тебе нечем заплатить.

— Да я не о том, у меня серьезное дело.

Грузовик с шипением остановился в нескольких метрах впереди. Людмила не двинулась с места. Она видела, как в окошке показалось лицо молодого человека. Он посмотрел на нее. Затем, через секунду, грузовик включил заднюю передачу и подъехал к ней.

— Ты из района или это твоя земля? — спросил молодой, изучая трактор за спиной Людмилы.

— Нет, я из Увилы, — соврала Людмила.

— A-а. Потому что дорога в Иблильск взята, мы последние проехали.

— Кто ж ее взял?

— Гнезвары захватили отрезок дороги, за карьером. Есть мертвые ибли. Я не хотел оскорбить тебя, предположив, что ты из ибли, конечно, ты слишком красивая для них. И какое же дело у тебя к твоим слугам?

Сердце Людмилы забилось быстрее при известии об убитых ибли, хотя она видела их живыми, когда проезжала мимо с Пилозановым, и знала, что Миши с ними не было.

— Мне нужно горючее, — сказала она через секунду, — и мне нужно узнать, можно ли в Кужниске продать трактор.

— Ты пытаешься починить трактор? — беззубо пришепетывая, спросил старый.

— Нет, я пытаюсь продать его. Это хороший «Липецк».

Старик оглядел изъеденную крысами машину.

— Да, отличный трактор, — сказал он. — Можешь проехать на сельскохозяйственный склад на этой стороне Кужниска. Больше ничего в голову не приходит, потому что рынок закрылся уже почти три года назад.

— А вы можете продать мне горючего?

— Ну, тебе нужен аграрный дизель, а не то, чем мы поим грузовик.

— А может быть, вы меня на буксире дотащите? У меня есть все необходимое.

Мужчины долго смотрели друг на друга. Наконец старик снова припал к окну.

— Нет, потому что слишком низкое передаточное отношение, нам придется ехать слишком медленно. У трактора привод гораздо медленнее, чем у грузовика.

— Да, — кивнул молодой, — у трактора и грузовика приводы совсем разные. Мы можем ему колеса оторвать или еще хуже.

— А и не надо привод включать, — сказала Людмила, — можно тащить на нейтральной или на какой хотите скорости. И вообще, посмотрите на дорогу: до лета ни о какой скорости и речи не может быть.

Мужчины помолчали и снова посмотрели друг на друга. Они молчали слишком долго, Людмиле это надоело.

— Я могу заплатить, — сказала она.

— Пятьсот рублей, — сказал старик, не моргнув глазом.

— У меня только сто, — ответила Людмила.

— Четыреста.

Людмила добавила в голос слезу:

— У меня дед умер и оставил трактор. Это все, что осталось у моей семьи. Вы видите меня на пороге смерти, на распутье, я не знаю, куда бежать.

Мужчины снова посовещались, затем молодой напялил на голову высокую меховую шапку, открыл дверь и выпрыгнул из кабины.

— Давай посмотрю. — Он обвел глазами Людмилу снизу доверху, направляясь к трактору, глубоко проваливаясь в рыхлый снег. — Липецкий, говоришь?

— Да, — кивнула Людмила, — видишь лебедку сзади, такую на новом тракторе не найдешь.

Молодой человек стоял, ковыряя в ухе пальцем и шаря вокруг глазами.

— Ну нет, на самом деле на новых тракторах всегда есть лебедки, тут ты не права. В общем, двести рублей авансом, и мы попробуем. Если я пойму, что трактор слишком тяжелый, сотню верну. Так будет честно.

— Да, честно, — кивнул старик, нахмурившись. — Но даем честное слово, что постараемся справиться.

Как толстая мать и дитя, грузовик и трактор, покачиваясь, двигались в предрассветные часы по снегу к Кужниску. Наконец появились признаки города: небольшие кучки свежего навоза и соломы на снегу и огромная скульптура советского суперчеловека, указывающего в небо. Скота здесь было больше, чем в деревне. Вдоль дороги старый фабричный город, с населением девять тысяч человек, раскидал мусор. Постепенно на дорогу с обеих сторон стали падать тени домов, воздух остро пах навозом и дымом; горизонт исчез, когда бетонные и каменные сооружения превратились в настоящий город: развалившаяся постсоветская свалка, все вперемешку, словно детские кубики озорного малыша. За мотком телеграфных кабелей у дороги висел знак заправки. Грузовик остановился. На заправке хозяйничал карлик, сидевший в маленькой жестяной будке, похожей на газетный киоск.

Людмила поспорила с ним насчет минимального количества горючего, которое она может купить. После слез и упоминания дедушки она залила выторгованное количество в топливный бак. Затем, помахав на прощание рукой мужчинам в грузовике, она отыскала сельскохозяйственный склад, где служащий с видом эксперта подтвердил предложенную цену. Продав «Липецк», Людмила радостно пошла по улицам Кужниска, защищенная надежной броней оптимизма от ледяных уколов ветра. Девять тысяч рублей, конечно, ничто за такой отличный трактор, и все же на некоторое время о проблемах можно забыть.

Но ее оптимизма хватило шагов на десять. Отправить деньги домой было невозможно. Она не обсудила такой непредвиденный вариант со старухами — предполагалось, что деньги привезет Макс. Людмила подумала про склад, куда привозили почту для деревни и близлежащего района. Но она слишком хорошо знала, что даже если письмо покинет Кужниск, его в поисках денег обязательно вскроет Любовь.

Она попыталась забыться, любуясь красотой искрящегося снега, старалась идти гордо, независимо и целенаправленно, но вышла лишь напускная развязность, которую встретишь у неуверенных людей. Она прошла по улице Кужниской — утрамбованный холм из навоза и льда между темными громадами советских зданий, больше похожих на заброшенные ангары, а не на многоквартирные дома. Они были утыканы железными крюками, на которых некогда висели буквы над дверями, похожими на входы в склеп. Людмила попыталась представить скрежет сложнейшей аппаратуры за этими дверями, почувствовать себя совращенной скоростью и прогрессом большого города.

Но ничего подобного не было. Стая голодных полуволков с шумом вылетела из тени и рассыпалась по дороге. Людмила видела, что город принадлежит им.