Книга Напряжение растет - Владимир Ильин

Глава 6

Веревка захлестнула шею спящего столба и резко натянулась, судорожно дернувшись в руках. Эта сторона сада скрывалась в темноте – дремали широкие проемы окон за закрытыми веками штор, сонно шелестел яблоневый сад. Никого, кто мог бы помешать одинокой фигуре взлететь по веревке на четырехметровый забор и беззвучно спуститься вниз, прихватив веревку с собой. Несколько секунд абсолютной тишины и поиска нужного окна. В доме живут всего шестеро, потому отыскать жилые комнаты среди полутора десятков окон несложно – стекла вымыты, сквозь них проглядывают новые занавески, а в одном удачно приоткрыта форточка.

Веревка вновь взлетела, чтобы поймать своей петлей кирпичный завиток на крыше. И вновь тишина – не услышал ли кто? Сад дышал ароматом перезрелых яблок, и более – ни звука. Разве что доносилось еле слышное позвякивание посуды, но то – в другой части дома, в обширном холле, залитом светом. Тому, кому есть что скрывать, яркий свет противопоказан.

Осторожно проверить на вес: для начала – повиснуть рукой, оставаясь на земле, затем потянуть веревку двумя руками, и только после этого дать левой ноге оторваться от земли. Вот и все тело повисает в воздухе – крепление выбрано удачно. Начинается неспешное восхождение, руки подтягивают тело до уровня второго этажа – ровно настолько, чтобы заглянуть в темную комнату, затем еще выше, к раскрытой форточке. А затем – скользнуть головой вперед, ловко удержавшись от падения сначала за ручку окна, затем за подоконник. Согнуть руки, вытянуть ноги с улицы, скользнуть вбок, чтобы через мгновение оказаться уже на ногах и внутри. Можно позволить себе тихий выдох и законную гордость – никто не заметил.

– Максим, ты где пропадал?

Вот блин.

Из кромешной тьмы ближнего угла в сумрак перед окнами, словно древний вампир из сказок, шагнул домоправитель. Он был мрачен, с бледной кожей, одет в черный сюртук и зловеще тянул ко мне руки, явно нацелившись на шею.

– Вы сейчас так на директора нашего похожи, – доложил я ему доверительно.

Учитель сбился с шага, невольно оглядел себя и переместил руки на пояс, нависнув надо мной всей фигурой.

– А сейчас на завуча.

За наблюдательность я был оглажен тугой волной воздуха, пролетевшей над затылком.

Щелкнул выключатель настольной лампы, окрашивая серое теплым светло-желтым светом. Вот и сюртук стал вовсе не черным, а темно-синим, а белая кожа наставника обрела привычный здоровой цвет. Только все так же лежали серые тени под глазами, с тревожной заботой смотревшими на меня. Отчего-то стало нестерпимо стыдно, куда сильнее, чем перед Русланом Артемьевичем.

– А вам, наверное, уже из школы все сообщили, да?

Учитель коротко кивнул, выдвинул стул и присел, облокотившись о спинку.

– Я ведь просил, звони мне, если что-то случится. Советуйся перед тем, как что-то делать, – прозвучал голос, полный укоризны, но без капли обвинения или злости.

– Так я звонил, только абонент выключен или вне зоны, – дернул я плечом.

Старик нахмурился и выудил из внутреннего кармана серый прямоугольник телефона. С досадой понажимал на клавиши, пытаясь пробудить его к жизни, потряс, хлопнул по коленке, потряс еще и чуть виновато констатировал:

– Сломался.

– Вот! – взбодрился я. – Да все будет хорошо.

– Что хорошо?! «Приходи. Будем драться. Лучший победит. Учись рыдать». Что за диалект мумба-юмба?!!

– Зато ни одной запятой!

– Как ты мог подписать это княжеской подписью?!

– Да кто знал, что она там будет! – с жаром отстаивал я свою позицию. – Я хотел просто написать «Император», а тут эта табличка вылезла.

– О-о-о, так нам еще повезло! – схватился учитель за голову.

– Ну… Виноват, да, – запнувшись, пригорюнился я.

– Виноват, – припечатал старик ладонью по коленке. – И княжий гнев на семью навлек. И с Пашей своим никогда больше не помиришься.

– Это почему?

– Потому что станешь причиной его поражения, – покачал он головой. – Нет для дружбы вещи хуже.

– Да выиграем, – взбодрился я. – Там всего-то маленькое соревнование будет…

– Маленькое соревнование, – передразнил старик. – Нет больше никакого «маленького соревнования»! Мне тут уже сообщили… коллеги-учителя… – отчего-то смутился он. – Со старого места работы. Хм. Так вот, соревнования переведены на всеимперский уровень, без ограничения на участие! С таким призовым фондом, что тебе представить сложно!

– Сколько кубических метров денег?

– А? – замолчал наставник и чуть удивленно посмотрел на меня.

– Ну, какую тележку с собой брать, – пояснил я терпеливо.

– Максим, такие соревнования невозможно выиграть, – в тон мне произнес старик. – Ты умный и хороший мальчик, но шансов нет. Вообще. Так теперь спроси себя – к чему привели твои поступки? Может, стоит очень сильно подумать, перед тем как делать? Стоит думать перед тем, как бить? Думать перед каждым решением в своей жизни? Особенно когда твои поступки могут ударить по семье?

– Отец сильно расстроился, да? – после длинной покаянной паузы робко спросил я.

– Очень, – немилосердно жестко прозвучал ответ. – На твою радость, князь очень хорошо относится к вашей семье. Удивительно хорошо. Иначе бы… Ты себе и представить не можешь… – потухшим голосом завершил он.

И за этим «представить не можешь» таились настолько безрадостные картины, сами собой мелькнувшие перед глазами, что на мгновение проморозило все внутри.

– Я их там… шоколадным тортом обкормил… Так что, может, еще убежишь от ремня… – легкой улыбкой подбодрил старик. – Но лучше не бегай.

– Эх, – поделился я эмоциями с темным вечером за окном, раскрыл ставни и принялся сматывать веревку.

Резко раскрылась дверь, и вместе со сквозняком внутрь вошел отец, пропустив вперед сестер и чуть погрузневшее пузо.

– Я услышал голос… – начал он, глядя на учителя, потом заприметил мой силуэт на фоне окна и гораздо строже произнес: – Максим!

Отец схватился за пряжку ремня и дважды попытался вывернуть ее из-под пресса живота.

– Ладно, потом, – задумчиво произнес он и вновь посмотрел на меня.

– Извините меня, пожалуйста, – потерянно сказал я, продолжая сматывать веревку.

– Максим, не надо! – сорвался голос отца, а руки отчего-то протянулись в мою сторону.

– Да нет, надо. Я очень перед вами виноват, – настаивал я на извинениях, дергая канат и пытаясь скинуть его с зацепа на крыше.

– И вовсе не виноват, – занервничал папа. – Да ведь, девочки?

– Ага! – пискнули хором Тоня с Катей.

– Я сильно вас подвел, – покачал я головой.

– Максим, давай обсудим это позже, – сглотнул отец. – А пока убери веревку, очень тебя прошу.