Книга Пятерка - Роберт МакКаммон

— Я одно могу сказать: это деньги, — добавил Джордж. — И никому из вас не будет вреда, если на секунду выйти из этой пещеры и показаться фанатам.

— Это не на секунду, — напомнил Кочевник. Он понял, что Джордж не уйдет, не добившись какого-то компромисса. — Ладно, — сказал он, сдаваясь и поднимая руки. — Дай мне пять минут.

— Приятно быть популярным, — усмехнулась Берк. — Это наверняка фрик, и у него в постели кукла с твоим лицом.

— Уж кто бы говорил, — ответил ей Майк.

Кочевник вышел из комнаты, вниз по короткой лестнице и в дверь мимо мрачного охранника в черном, в зал клуба, где ходили, разговаривали и пили люди, ожидая следующей группы. Тут же его увидели, узнали, стали ему кричать, салютовать кружками, направили с полдюжины камер сотовых телефонов, начали хлопать по плечу, по ладоням, — все сразу. Какие-то девчонки бросились к нему, улыбаясь до ушей, а их парни отошли чуть назад. Кочевник продолжал идти, хотя дорога перед ним начала сужаться. Вот почему, в частности, он не любил выходить в зону для публики после выступления в больших залах: никогда не знаешь, не попытается ли чья-нибудь подвыпившая подруга схватить тебя за задницу, а ее не менее подвыпивший бойфренд тут же начнет в твою сторону махать кулаками, или какому-нибудь обдолбанному ковбою не понравится, как тебя приветствуют, и он захочет проверить, правда ли ты так крут, как думаешь, или найдется идиот, который решит, что ты украл у него песню, написанную им в мечтах, и пусть и ты, и все вокруг об этом узнают, или прицепится к тебе крепче суперклея какой-нибудь хмырь и начнет рассказывать, как ты классно поешь и что ни у кого другого такого голоса нет, и будь другом, послушай вот этот дома записанный диск, потому что это потрясающе… В общем, никогда не знаешь, что может стрястись. Все это с ним уже бывало — и еще многое другое.

Он увидел, что Джордж стоит у стойки, где продаются сувениры. Подсчитывает, естественно. Чья-то рука схватила Кочевника за плечо, он обернулся, чтобы хлопнуть по ладони какого-то парня — волосы дыбом, футболка «Kings of Leon». Пробрался через еще одну группу людей, будто выстиранных в пиве, и Джордж сказал: «Вон тот, вот там», — и провел его мимо трех девиц, у которых платья были будто напыленные разными оттенками красного.

Вдруг Кочевник оказался прямо напротив здоровенного парня с ежиком каштановых волос и длинным небритым подбородком. Одет этот человек был в мешковатые джинсы и синюю рубашку в белую полоску с длинными рукавами. Глаза у него были запавшие, как будто он только что проснулся от тяжелого сна. А в руках — зеленый пластиковый пакет.

— Вот он, — повторил Джордж.

Кочевник не понял, к кому из них он обращается.

— Привет, — сказал тип.

— Как она, жизнь? — спросил Кочевник, замечая одновременно, что три красные девицы приближаются к нему справа. Две блондинки, не натуральные ни по цвету волос, ни по размеру буферов, но которая посередине с рыжеватыми волосами — та класс.

— Лучше всех, — ответил посетитель. Он яростно моргал — то ли нервничал, то ли ему очки нужны. И потом он вдруг резко шагнул в сторону, а за ним оказалась худощавая женщина.

— Джон Чарльз! — сказала она и улыбнулась, но работала только одна сторона рта. — «Трилистники», вперед!

«„Трилистники“? — подумал он. — Школа в восточном Детройте? „Трилистники“?»

Кто эта женщина, он понятия не имел. Невысокая, изможденная, за тридцать, похоже. Опирается на металлические искривленные ходунки с резиновыми наконечниками, как ходят старики в больницах. Яркий радостный лиловый шарф обернут чалмой вокруг головы и заколот спереди золотой булавкой в виде бабочки. Химия, подумал Кочевник, поняв, что у женщины нет волос. Скулы и подбородок торчали так, будто хотели проткнуть кожу. Бесформенные джинсы и белая блузка, на плечи наброшен розовый свитер.

— Знаю, что не припомнишь. Я Мерил Буониконти. В смысле была — теперь я Мерил Каприата. Это мой муж Рей.

— Много о вас слышал. — Рей пожал руку Кочевнику. — Вы сегодня потрясающе выступили.

— Спасибо.

У Кочевника было ощущение, будто его сбили на пол и он пытается подняться. Он учился с Мерил Буониконти с шестого класса по восьмой в Оуквуд-миддл-скул, а потом еще два года в старшей школе восточного Детройта. Мерил уехала со своими родными летом перед последним классом. Та Мерил, которую он знал, была озорной девчонкой, даже в группу входила «Flirty Four», математику секла на раз, репортером была в школьной газете и сверху вниз смотрела на тупиц, хулиганов и двоечников, с которыми тусовался Джон Чарльз.

— Спасибо, что пришел, — сказала Мерил. — Мне сейчас через толпу пробираться не очень удобно.

— Да ноль проблем, — ответил Кочевник и чуть не поперхнулся собственными словами, услышав свою интонацию. — Э-э… Мерил, Боже мой… ты в Далласе живешь?

— Нет, мы к востоку от Шривпорта, в Миндене. Рей в школе алгебру преподает. Я… то есть мы следим за твоей страницей в сети. За твоим брендом в смысле. Не то чтобы даже следим, потому что это первое представление, на которое мы приехали, но…

— Держимся в курсе, — подсказал Рей.

— Стараемся держаться. — Мерил снова улыбнулась, и на этот раз что-то сверкнуло в карих глазах, напомнившее прежнюю озорную девчонку. Но проблеск мелькнул и погас. — И не только мы. На Facebook полно народу из школы восточного Детройта. — Она назвала нескольких, почти всех Кочевник вспомнил как существовавших в иных, высших слоях атмосферы. — И все за вас болеют. Я помню ту демонстрацию талантов в первый наш год в школе. Ты тогда вышел на сцену со своей группой — как она называлась?

— «The Unwanted», — сказал Кочевник.

— Вот тогда я подумала, что вы нашли свое дело. И мне хотелось найти для себя что-то такое же важное, как для тебя музыка. Кажется, нашла. Можно показать тебе фотографию нашей дочери?

— Даже желательно.

Рей извлек из бумажника фотографию девочки лет восьми-девяти. У нее были мамины карие глаза, волосы челкой спереди и открытая, уверенная в себе улыбка.

— Вот мой ангел, — сказала Мерил. — Зовут ее Кортни, и ей только что исполнилось девять.

— Впечатляет, — ответил Кочевник, и ему показалось, что ангел нужен каждому — какого-то рода ангел. Он вернул фотографию Рею.

— Мне пришлось уехать летом, перед выпускным классом. Папа потерял работу на заводе «Файрстон», мне даже не представилась возможность попрощаться с друзьями, и мы поехали в Луизиану к дяде Берту на какое-то время. Я думала, что после лета вернусь, понимаешь?

— Тебе, наверное, туго пришлось, — ответил Кочевник, понимая, что ей важно не только объяснить это ему, но еще и получить реакцию.

— В общем, да, но… я же понимаю, это не то, что с тобой было в шестом классе. У тебя с отцом. Я помню, мои про это говорили между собой. Ой, слушай, я тут растрепалась, как мама в очереди в «Пабликсе». Подпишешь нам эти штуки? Рей, ручка есть?