Книга Главные вещи - Юрий Серов

– Переоформил джип на тебя. Мне он больше не нужен, а тебе пригодится. Девок покатаешь по кольцевой. Держи ключи.

– Не возьму, – отказался я. – Это слишком дорого, а у меня пока нет работы, чтобы содержать такого проглота, как твой «Мерседес». Да и не заслуживаю я ещё машины. Обратно переоформи.

– Обратно, значит?

– Обратно.

Дед густо покраснел, вдохнул горького дыма, и я подумал, что он расстроился от отказа, но ошибся.

– Ты мне нравишься, внучок, – произнёс он тихим голосом. – Нравишься, и всё тут. Отказываешься от джипа стоимостью четыре миллиона, – и делаешь правильно. Надо всего в жизни добиваться самому, а не принимать подачки в виде таких бонусов. Здесь я с тобой согласен. Но раз не хочешь так, давай сделаем по-другому.

– В смысле по-другому?

– Подарок я тебе обещал, а обещания я свои всегда выполняю. Поехали на Кипр, отдохнём три недельки до первого сентября, развеемся, а потом обратно вернёмся. А? Сделаешь старику приятное?

3

На Кипр мы с ним не полетели. Дед, уже собравший вещи в чемодан, неожиданно захворал и слёг с температурой под сорок, заставив меня изрядно поволноваться. Врач скорой помощи, примчавшийся по звонку, поставил диагноз грипп и велел из дома никуда не выходить.

– Покой и только покой, – посоветовал он. – Пить таблетки, побольше жидкости, корми деда хорошо, и вместе ещё в футбол играть будете. Береги деда, пусть хоть до ста доживёт.

– Доживёт, – заверил я его. – Он и сто с лишним потянет.

Первая ночь болезни далась мне тяжело. Мой старик бредил от жара, и каждые два часа я заставлял его пить растворимую таблетку, однако это не спасало. Дед погрузился в мир своих фантазий и говорил несусветную чушь, на которую я к утру прекратил обращать внимание.

Когда солнце устроилось на небе, старик наконец-то успокоился и уснул, дав правнуку скромную передышку в несколько часов. Проснувшись, он попросил стакан воды, а я настоял на горячем обеде. Девяностодевятилетний ветеран Великой Отечественной войны запротестовал, но лучшие годы остались позади, поэтому пришлось есть с ложечки. Знаю, что деду было стыдно, – я видел стыд в глазах, и глаза деда не блестели, как неделю назад за рулём. Они слезились.

– Наверное, я тебе в тягость? – задал вопрос дед. – Кому охота возиться со старым пердуном, тратить время? Да, Артёмка?

– Лежи спокойно. Ничего мне не в тягость, не обломлюсь.

– За мной тоже однажды так ухаживали. В конце 1941-ого я дослужился до лейтенанта, участвуя в самых страшных сражениях с фашистами, сидел в окопах, бросал гранаты в немецкие танки, и свято верил, что пройду всю войну без ранений. Не повезло, внучок, не повезло. Оборонялись в здании, а сверху бомбардировщик летел. Свист услышали, а потом померкло всё. Очнулся уже в госпитале. Медсестра рядом сидит, по голове гладит, успокаивает. Спрашиваю, что случилось, а она молчит, не отвечает. Понял я, что боится сказать, значит, серьёзное ранение-то.

– Выкарабкался? – поинтересовался я, заметив, как к деду возвращается здоровый румянец.

– Выкарабкался. Оказалось, что осколком ранило в живот, и врачи поставили на бойце Фёдоре Макарове крест, но при операции выяснилось: жить буду, органы не задеты, а осколок лёг параллельно животу, устроившись под кожей. Радовался я тогда, скоро на фронт, к ребятам нашим, – воевать. Нескоро к ребятам попал. Подходили немцы, и всех больных отправили долечиваться на Урал. Погрузили в поезд и даже ручкой не помахали. И так оказался я в славном городе Оренбурге, где и встретил медсестру Тамару, твою прабабушку. Понравился я ей. Она мне сахар тайком таскала, спиртом баловала, чтобы боль легче переносилась, а скоро и я на ноги поднялся. Пообещал, что вернусь обязательно, война кончится, и вернусь, но так и не смог отыскать её после. Уехала куда-то, а в Оренбург вернулась, когда дед твой Женька уже парнем здоровенным стал, семью завёл.

– Не общались с тобой?

– Не общались. В 70-ом у него сын родился, папка твой, но понянчить мне его не дали. Сказали, чтобы убирался в свою Москву и никогда не приезжал.

– Почему так, дед?

– Не знаю, Артём. Не делал я никому ничего плохого, искал Тамару по всему Оренбургу целый год, и не моя вина, что не нашёл, – война-то многих по Союзу раскидала: кто где устроился, тот там и остался. А, по её словам, выходит, что я во всём виноват.

– Но ты же не виноват?

– Война проклятая во всём виновата. Сколько народу на ней погибло, и сосчитать до сих пор никто не может. Да и я, наверное, в чём-то виноват. Надо было продолжать поиски, не сдаваться, а я годик порыскал, да и бросил.

– Семью почему новую не завёл?

– А зачем? Семья у меня есть, пусть я и чужой для них.

– За столько лет и не приезжал к тебе никто?

– Приезжали. Дед Женька приезжал. Он у кого-то денег в долг взял, машину покупал. Срок подошёл отдавать, а денег нет, – те его к стенке и припёрли. А где денег взять? Негде. Приехал у меня просить. Дал ему четыре тысячи, он рублики взял и ушёл. Даже спасибо не сказал.

– Дела. Ты, дед, не устал? Как себя чувствуешь? Полегче?

– Да вроде нормально. Отпустило.

– Поспи чуть-чуть, я в душ пока схожу. Потом ещё расскажешь.

– Хорошо, – не стал сопротивляться ветеран. – Расскажу.

Я принял лёгкий душ, смыв с себя грязь бессонной ночи, пообедал и вышел в комнату. Старик спал, положив под морщинистую голову руку, и шевелил губами, продолжая и во сне делиться интересными историями. Я укрыл его пледом и долго смотрел на долгожителя, отказываясь верить, что мой родственник прожил на свете девяносто девять лет. Прабабка Тамара на небесах, дед Женька и бабка Светлана давно умерли, отец разбился в автокатастрофе. Они умерли, а прадед живёт. И никто не знает, в чём его загадка. Никто.

После обеда деду снова стало плохо. Температура поднялась до тридцати девяти и опускаться ниже не собиралась. Позвонил 03, и медсестра вколола ему антибиотик.

– Надо бы дедушке в больницу, – посоветовала. – Заберём?

– Обидится, что без его ведома.

– А если умрёт ночью? Грех на душу возьмёте?

– Не возьму. Увозите. Скажите только куда поедете, чтоб я не искал потом по всей Москве.

– Конечно, – кивнула девушка. – Продиктуйте сотовый, я вам позвоню.

Так я познакомился с будущей женой Ларисой. Благодарю деда за неожиданный поворот судьбы, потому что такой умницы я не найду больше нигде. Спасибо тебе, дед Фёдор, спасибо громадное.

4

Через две недели мой старик поправился. Двусторонняя пневмония, мучившая его на протяжении шестнадцати дней, осталась позади, но выглядел дед неважно. Бледный, похудевший, обнял меня словно родного, уселся на заднее сиденье такси, и мы поехали домой, на Арбат.