Книга Любовница лилий - Ярослава Лазарева

– Sub rosa…

– Sub rosa dictum, – так же тихо ответил Идрис.

Это было традиционное приветствие членов Ордена, неизменное веками. Розу, как символ молчания, древние римляне часто вешали над столом во время пиршеств в знак того, что о сказанном под розой во время застолья следует молчать где бы то ни было. И потом появилась устойчивая латинская фраза: «Sub rosa dictum», что в переводе означает: «Под розой сказано». Посвященные понимали эти слова как «держать в секрете».

Идрис вошел в темноту прохода и начал спускаться в подземелье по очень крутой, каменной, выщербленной временем лестнице. Виктор вздохнул и последовал за ним…

…Завывал холодный осенний ветер, над кладбищем неслись яркие разноцветные лоскутья опавшей листвы, но их мертвая красота лишь усугубляла мрачную картину. Виктор сидел возле надгробья. Сегодня была годовщина смерти матери. Его душа застыла, будто закованная в панцирь льда.

– Витенька? – раздался слабый дрожащий голосок, и он поднял голову.

К могиле подошла пожилая женщина. Ее глаза покраснели от слез, она куталась в серый вязаный платок и дрожала, словно от невыносимого холода.

– Кто вы? – вяло удивился Виктор, пододвигаясь и уступая место на короткой скамье.

Женщина села и достала из тканевой самодельной сумки бутылку водки и пластиковые стаканчики. Виктор, не задавая вопросов, разлил спиртное. Они выпили, не чокаясь, за упокой рабы божией Людмилы.

– Меня зовут Властелина Витальевна, – представилась незнакомка. – Можешь звать меня бабушка Власта.

– Бабушка?! – изумился Виктор, выходя из оцепенения, и внимательно вгляделся в серые глаза женщины.

Навыки ловца снова включились, и он четко ощутил родную энергию. Но родители его матери уже умерли, а отца он так и не знал.

– Да, да, – со вздохом проговорила Властелина Витальевна, словно отвечая на его невысказанный вопрос, – я мать твоего папы. Ты уж прости всех нас, что никогда не объявлялись и не принимали участия в твоей судьбе. Витя, твой родной отец, такой уж человек, настоящий мотылек, порхающий по жизни от цветка к цветку. А что с него взять? Певческая натура.

– И откуда вы обо мне узнали? – тихо спросил Виктор, стараясь взять себя в руки.

– Да ведь мы местные, родом из Коврова, – сообщила она. – Это потом уж сын мой стал артистом и укатил работать во Владимирский театр. Домой-то редко появляется. Но вот как-то приехал, крепко выпил. Да и давай мне вдруг рассказывать, умываясь пьяными слезами, что одна из его одноразовых подружек, прости, но именно так он выразился, написала и сообщила о сыне. Но он будто ей не поверил и искать тебя не стал. Потом он заснул, а я все его старые тетрадки перерыла, весь его письменный стол обсмотрела и таки письмо это нашла! И адрес на конверте был. Сохранила я адресок. Да все, старая дура, не решалась объявиться. Боялась я гнева твоей матери, думала, на порог не пустит, что уж говорить о тебе, моем внуке! Молодежь-то нынче резкая, самостоятельная! И вот дождалась… Людмилочку бог прибрал, и остался ты сиротой при живом отце.

– И как он? – с трудом уняв дрожь, уточнил Виктор.

– Все порхает, все поет, – со вздохом сообщила Властелина Витальевна. – Жен не перечесть! На что рассчитывает? Уже не юнец! Пора бы осесть.

– Мне бы его данные, – после паузы попросил Виктор. – Разыщу, познакомлюсь.

– Хорошо, хорошо, – явно обрадовалась бабушка.

Виктор вынул из кармана блокнот и ручку, Властелина Витальевна продиктовала. Потом сказала, что счастлива от встречи и не хочет, чтобы внук ее забывал. Виктор ощутил, как волна горячей любви затапливает его, неожиданно расчувствовался, уткнулся головой в ее плечо и расплакался. Бабушка гладила его по спине, голове, бормотала слова утешения и тоже плакала.

С кладбища они ушли вместе. Виктор не хотел возвращаться в свой пустой дом, и бабушка пригласила его к себе. Она жила хоть и в центре города, но в старой панельной хрущевке, обставленной бедно. Правда, Виктора порадовала почти стерильная чистота ее жилья. По пути они, по его настоянию, зашли в супермаркет, и он накупил дорогих изысканных продуктов и напитков. Властелина Витальевна только охала и все говорила, что не стоит так из-за нее тратиться. Допоздна они просидели за столом, бабушка многое рассказала ему об отце. Они крепко выпили, и Властелина Витальевна оставила его ночевать. Наутро они снова начали разговаривать. Виктор ощущал, как ему становится все легче на душе, и понимал, что «родная кровь» притягивает и дает успокоение его расшатанным нервам. И Властелина Витальевна радовалась общению с внуком. У нее будто груз с души упал.

Но отцу Виктор так и не позвонил. Он несколько раз пытался, но лишь смотрел на айфон, не в силах набрать номер. Он никак не мог простить ему. Властелина Витальевна лишь раз осторожно спросила внука, объявился ли он отцу, но Виктор опустил глаза, отрицательно помотал головой и глухо проговорил, что не может себя заставить. Бабушка вздохнула и сказала, что это ничего и со временем все образуется.

…Гроб опустили в готовую могилу, Виктор бросил цветы, упал на землю и разрыдался. Он не хотел, чтобы бабушка покидала его. Ему необходимо было с кем-то обсуждать мелкие бытовые проблемы, болтать ни о чем, смеяться вместе из-за пустяковых забавных происшествий, делиться настроением. Конечно, бабушка была не в курсе его работы, она думала, что внук занимается бизнесом и поэтому часто уезжает в командировки, но Виктору было так приятно звонить ей, знать, что кто-то на этом свете искренне его любит и всегда рад общению и встречам. И он всей душой привязался к родственнице. Но бог забрал у него и это. Всего три месяца назад он познакомился с бабушкой, и вот ее не стало. Властелина Витальевна умерла неожиданно, во сне. Медицинское заключение: тромб закупорил вену, в результате чего и наступила смерть. Для Виктора это был удар такой силы, что впервые за время служения Ордену он задумался о добровольном уходе на тот свет. Глубина депрессии, в которую он упал, пугала. Виктор в один момент словно разуверился во всем светлом и добром и видел в жизни одно лишь зло и страдание. И ему невыносимо захотелось покончить со всем разом.

Похоронив бабушку и проплакав на ее могиле до ночи, он, находясь в каком-то сомнамбулическом состоянии, пришел в древний заброшенный монастырь на краю Коврова. Там находилась одна из баз Ордена, и именно там в свое время Идрис посвятил его в ловцы. Виктор спустился в темное подвальное помещение. И словно по мановению волшебной палочки зажглись факелы. Виктор огляделся, он хорошо помнил это место. Мозаичные плиты пола казались тщательно вымытыми, несколько кресел с высокими спинками стояли полукругом возле большого стола. На нем находился громоздкий, старинный на вид подсвечник из черненого серебра, отлитый в форме креста, увитого коваными розами. Виктор схватил его и прижался пылающим лбом к холодному металлу. Острые концы лепестков роз вдавились в кожу. Но физической боли он не ощущал, душевная была неизмеримо сильнее. Виктор, не выпуская символ Ордена, упал на пол и застыл.

Прошло около часа. Он уже ничего не соображал, измотанная нервная система отказывалась реагировать на что бы то ни было. Слезы высохли, сладкая мысль о том, что он может немедленно покончить со всем этим, странно радовала. А ведь он, будучи ловцом, точно знал о ждущей его участи. Но даже попасть во власть прилипал сейчас не пугало. Виктор хотел лишь одного: не быть в этой черной реальности. Он встал, все еще прижимая подсвечник к себе. Казалось, что его тяжесть сильно увеличилась. Виктор усмехнулся и потрогал края лепестков кованых роз. Они были острыми. Виктор провел пальцами по лбу и увидел следы крови. Металл порезал кожу.