Книга Петр Первый - Николай Павленко

Итак, начало войны, первое же соприкосновение с неприятелем закончилось для русских войск сокрушительным поражением. Под Нарвой русские потеряли убитыми, утонувшими, умершими от голода шесть тысяч человек и всю артиллерию в 135 пушек разных калибров. Армия лишилась почти полностью высшего офицерского состава. И это при всем том, что шведов под Нарвой было в несколько раз меньше, нежели русских: под командованием Карла XII находилось 8–12 тысяч человек, в то время как русская армия насчитывала 35–40 тысяч.

В распоряжении историков нет источников, из которых можно бы было извлечь сведения о душевном состоянии Петра после Нарвы: ни одного письма царя от тех мрачных дней не сохранилось, а может быть, он их и не писал; молчат на этот счет и мемуаристы. Прошло почти четверть столетия. Обратившись к причинам неудач русских войск под Нарвой в «Истории Северной войны», царь записал: «Итако шведы над нашим войском викторию получили, что есть бесспорно; но надлежит разуметь, над каким войском оную учинили, ибо только один старый полк Лефортовский был (который пред тем назывался Шепелева); два полка гвардии только были на двух атаках у Азова, полевых боев, а наипаче с регулярными войсками, никогда не видали. Прочие ж полки, кроме некоторых полковников, как офицеры, так и рядовые, самые были рекруты, как выше помянуто, к тому ж за поздним временем великий голод был, понеже за великими грязьми провианта привозить было невозможно, и единым словом сказать, все то дело яко младенческое играние было, а искусства ниже вида. То какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над такими неискусными сыскать викторию?.. Но когда сие нещастие (или лучше сказать великое щастие) получили, тогда неволя леность отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила». Петру Нарва наглядно показала отсталость страны и низкую боеспособность армии. Нарва была жестокой школой, из которой надлежало извлекать уроки – учиться и учить побеждать.

Известие о победе восемнадцатилетнего шведского короля стало достоянием Европы и имело огромный резонанс. В насмешку над русским царем шведы выбили медаль: на одной стороне ее был изображен Петр у пушек, обстреливавших Нарву, и надпись: «Бе же Петр стоя и греяся». На другой – бегство русских во главе с Петром от Нарвы: шапка валится с головы царя, шпага брошена, царь плачет и утирает слезы платком. Надпись гласила: «Изшед вон, плакася горько».

Престиж России в западноевропейских дворах пал. Русский посол в Гааге Андрей Матвеев доносил Петру: «Шведский посол с великими ругательствами, сам ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дня пошли в Москву из полков…» Аналогичное донесение прислал русский посол в Вене Петр Голицын.

У Карла XII был выбор. Он мог, развивая успех, достигнутый под Нарвой, продолжать военные действия против России и продиктовать ей угодный для себя мир либо направить армию в Польшу против Августа II. Шведский король счел целесообразным двинуться в Польшу. На выбор направления оказало влияние отношение Карла XII к Августу II. Если русского царя шведский король недооценивал, то саксонского курфюрста он люто ненавидел, ибо считал его инициатором Северного союза. «Поведение его так позорно и гнусно, – отзывался шведский король об Августе, – что заслуживает мщения от бога и презрения всех благомыслящих людей».

И все же не желание лишить Августа польской короны определило решение Карла XII перенести театр военных действий на запад. Отправиться в длительный поход к Москве, имея в тылу саксонскую армию, боеспособность которой была тогда выше русской, шведский король не мог. Тем более что было ясно – Польша готова воспользоваться любым благоприятным случаем, чтобы выступить против Швеции, к тому же и Дания способна быстро оправиться от недавнего поражения и вступить в Северный союз.

В то время как в лагере Карла раздавались насмешки в адрес русского царя, Петр не терял зря времени. Он не знает ни слабости, ни усталости. Царь был не из тех людей, кто опускает руки и склоняет голову перед неудачами. Испытания, напротив, закаляли волю Петра. Как и после первого Азовского похода, неудача подхлестнула его, и он энергично и целеустремленно принялся ковать будущую победу. Об огромном напряжении его сил и до предела мобилизованной энергии свидетельствует сухая хроника его переездов. В конце января 1701 года он мчится в Биржу, возвратившись оттуда в Москву, спешит в Воронеж, где проводит два с половиной месяца, затем отправляется в Новгород и Псков. В последующие годы царя можно было встретить в Архангельске, у Нотебурга, на Олонецкой верфи, у стен Нарвы и Дерпта, в Петербурге.

Петр мчится как курьер – день и ночь, в любую погоду и в любое время года. Обыкновенная повозка или сани были для него и местом ночлега, и обеденным столом. Останавливался он только для смены лошадей. Каждое перемещение царя – не только веха в его личной жизни, но и определенный этап в мобилизации усилий страны на борьбу с неприятелем. Это повседневный труд царя, его личный, так сказать, вклад в общее дело.

В Биржу Петр ездил на свидание с Августом II. Польский король, не отличавшийся ни отвагой, ни верностью, ни желанием мобилизовать все ресурсы для борьбы с неприятелем, ничем не дороживший так, как польской короной, и поэтому готовый на любой шаг ради ее сохранения, был тем не менее для России бесценным союзником. Чем дольше Карл XII будет гоняться за Августом, тем больше времени получит Россия, чтобы залечить последствия Нарвы. Именно поэтому Петр не жалел ни усилий и времени, ни материальных и людских ресурсов для поддержания Августа. В Бирже был подтвержден союзный договор, по которому Петр обязался предоставить в распоряжение польского короля 15–20-тысячный корпус и вдобавок к нему ежегодную субсидию в 100 тысяч рублей.

В Новгород и Псков царь отправляется, чтобы руководить строительством оборонительных сооружений. По его указу на работы были привлечены драгуны, солдаты, священники «и всякого церковного чина мужеского и женского пола», так что пришлось даже прекратить службу в приходских церквах.

Архангельск привлек внимание Петра в связи с полученным известием о нападении на город шведских кораблей. Попытка шведов сжечь Архангельск не удалась, но царь отправился в дальний путь, чтобы укрепить единственный портовый город, связывавший Россию с Западом.

На первый взгляд странными и будто бы не вызывавшимися крайней необходимостью были частые визиты Петра в Воронеж. В самом деле, целесообразность долговременных пребываний царя в Воронеже до начала Северной войны не вызывает сомнений – там создавался флот, предназначенный для боевых действий на Азовском море. Но ради чего царь отправлялся в Воронеж теперь, когда театр военных действий переместился на северо-запад и Россия вела борьбу не с Турцией, а со Швецией? Надо ли было пополнять Азовский флот новыми кораблями и непрестанно подновлять быстро гнившие в пресной воде Дона только недавно спущенные галеры и фрегаты? Тем более что ни один из кораблей не участвовал ни в одном сражении, а их пушки не произвели ни единого боевого залпа. Не являлись ли эти хлопоты царя бесцельной тратой народных ресурсов и своего рода данью его пристрастию к флоту и кораблестроению?