Книга Превратности любви - Хелена О. Банч

Он часто говорил: я близорукий, по жизни близорукий, вижу размыто. Это у него было с детства. Такая размытая оценка вещей. Вот и свое счастье не смог разглядеть. Вернее, разглядел, да только удержать не сумел.

Мы живем, подчинившись мысли, будто любовь у нас всегда позади, а не впереди, продолжал размышлять Джордж уже гораздо спокойнее. Мы тянем за собой лживые воспоминания и готовы оправдывать их даже первородным грехом, лишь бы не признавать собственную вину. И нас начинают одолевать горечь, ненависть и обида – наши неизменные тюремщики. Если не избавиться от жалости к себе, навсегда останешься в рабстве у этих чувств. Чего Джордж совсем не хотел, ибо, несмотря ни на что, продолжал верить в утопическое будущее, зарождающееся в спонтанной гармонии двух тел.

По дороге домой он уже решил для себя, что подпишет бумаги на развод. Более того, попросит своего адвоката оформить все за один день, чтобы Лиза могла уехать в Америку свободной от каких-либо обязательств.

Вечером Джордж возобновил прерванный разговор – без упреков, без эмоций, почти отстраненно. Он всегда был очень уравновешенным человеком, но такой реакции Лиза не ожидала.

– Как ты думаешь, отчего развалился наш брак? – спросил Джордж. – Оттого, что у каждого из нас была своя жизнь, или оттого, что мы друг друга не понимали?

– Трудно сказать, – ответила она. – Скорее всего, у нас изначально было разное представление о браке, а потому и наши ожидания не совпадали. Мы оба тогда нуждались в ком-то, кто подставил бы нам плечо, вот и уцепились друг за друга, не сознавая, что дружеское участие и благодарность, даже дополненные сексом, не заменят любовь и не гарантируют семейного счастья.

Джордж поднялся с кресла, в котором сидел, и, собираясь с мыслями, немного прошелся по комнате, потом вдруг остановился, повернулся к Элизабет и негромко заговорил:

– Я думаю, когда женщина бросает мужчину, ему тоже есть в чем себя упрекнуть. Все время, что мы были женаты, я смотрел на тебя так, словно нас разделяла огромная пропасть. Я стоял на одной стороне, а ты – на другой. И не было моста, соединяющего нас, и ты казалась такой недосягаемой… Видимо, я не сумел построить этот мост. Мы, люди, – не праведники, и лучшее, на что мы можем надеяться, это быть добрее, мягче, чтобы прощать друг друга и, расставаясь с прошлым, ждать, что и нам простится, смиренно принимая это прощение и обращаясь вновь к прекрасной и непредсказуемой странности мира, который нас окружает.

– Джордж, просто не знаю… – Лиза готова была расплакаться. – Я обманула тебя, я тебя бросаю, я причинила тебе боль, и ты еще стараешься меня утешить, оправдать…

– Я с самого начала понимал, что это ненадолго. Но благодарен тебе за тот год счастья, который ты мне подарила.

– Да, ты меня оправдываешь, стараешься облегчить мне душевные страдания… Ты, как всегда, – образец благородства! А ведь все могло быть так неприятно и мучительно для нас обоих.

– О!..

– Да, именно мучительно, и только благодаря тебе…

– …все закончилось хеппи-эндом, как в каком-ни-будь из твоих сериалов.

– Не говори так, Джордж! И не смотри такими глазами!

– Какими глазами?

– О, Джордж! Не думай, что я легкомысленная эгоистка. Я читаю в твоем взгляде все, что ты испытываешь… – Ее голос задрожал, и она на мгновенье умолкла. – Я знаю, что ты делаешь над собой нечеловеческие усилия, чтобы вот так, по-хорошему, отпустить меня…

– Нет, дорогая, нет. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и все.

Последние слова он произнес натужно и отрывисто, а затем резко замолчал и в изнеможении рухнул обратно в кресло. В этот момент у Лизы к горлу подступил ком, с большим трудом она сумела с этим справиться, пока шла к Джорджу, чтобы обнять его.

– И вот так, без дальнейших обсуждений, было принято решение. Элизабет переезжала в отель. Как Джордж ни настаивал, чтобы она провела последние два дня здесь, с ним, Лиза была непреклонна. Она больше не могла говорить. Не могла заставить себя выразить больше сострадания, чем уже выразила. Чувствовала, что, если даст слабину, он ей скажет что-нибудь, чего она, возможно, не сумеет вынести. И она не осмелилась идти на такой риск.

Я приготовила тебе ужин, – словно извиняясь, сообщила Элизабет, слегка коснувшись губами его щеки на прощание.

Джордж помог ей погрузить вещи в багажник, габаритные огни ее автомобиля вспыхнули красным и исчезли за поворотом. Он знал, что стоит неподвижно, но у него было такое ощущение, будто он споткнулся и кубарем летит на землю.

Элизабет так легко ушла – точно он был незнакомцем, которого она просто пригласила на танец.

Как она могла быть такой равнодушной – после того, что они только что сказали друг другу, что почувствовали в объятиях друг друга… Но, видимо, почувствовал только он.

Джордж смотрел, как она уходит, садится в машину, – он хотел ненавидеть ее, но был слишком опьянен ее телом, обтянутым черным платьем, ее волосами, нежно касавшимися плеч.

Он помнил ее запах, который вдыхал, держа ее в своих объятиях, – запах тропического цветка в жаркую летнюю ночь.

Если бы только она обернулась, хоть раз… Но она не обернулась.

Глава 9 Прощание с прошлым

В чем же смысл? Глаза пусты,

Призрачно-бледна

Тень любви, призыв тщеты —

Одинок в день свадьбы ты

И она одна…

Роберт Грейвз [14]

Когда долгие отношения заканчиваются разрывом, люди обычно говорят, что виной тому «привычка, рутина, усталость и уходящее желание». Но Ник сомневался, что они с Анной перешли от наполненности к пустоте без причины, без иной причины, кроме привычки и рутины. Жизнь вдвоем – о ней все лгут. Кино и книги тоже. Семейная жизнь напоминает движения маятника, супруги то сближаются, то отдаляются, и все это в ограниченном диапазоне их маленького мирка. А большой мир продолжает засасывать в свой круговорот – искушает, манит, сбивает с пути.

Опираясь на опыт родителей, Ник полагал, что хорошее отношение друг к другу – залог семейного счастья.

Анна ему сразу понравилась – юная, скромная, наивная. На него смотрела как на бога. У нее были лучистые и очень голубые глаза, она неохотно признавалась в своей близорукости. Какое-то время даже боролась с плохим зрением, прибегая к немыслимым очкам, придававшим ее лицу псевдоумное выражение «всезнайки», пока не начала пользоваться линзами. До самой зимы она сохраняла загар с морского пляжа. Из-за ее балетной стройности создавалось впечатление, что она выше, чем была на самом деле, а ее маленькая ручка говорила о скрытой нежности.

У этой девушки есть то, что называют «шармом», убеждал он себя, она, похоже, любит его, ничуть не менее умна и богата, чем можно мечтать, и он решил выковать себе блаженство из этих составляющих счастья, вполне устраивающих многих.