Книга Лапочччка, или Занятная история с неожиданным концом - Анна Нихаус

– Как ты смеешь, мерзавец! Отец столько сделал для тебя. Он не заслужил от тебя такого цинизма…

– А жить в клоповнике при живых родителях – это не цинизм?

– Ты ничего не понял и никогда не поймешь. Прав был отец. Ты – умный дурак. И эгоист.

Мать вышла из кухни и направилась в комнату, в которой лежал Виктор Евгеньевич. С приветливой улыбкой обратилась к Валечке:

– Валенька, я очень рада, что вы теперь будете жить у нас. Виктор Евгеньевич так хотел этого. Я надеюсь… если вас не затруднит, конечно, вы сможете помогать мне иногда ухаживать за мужем? У меня частные ученики, и я теперь снова преподаю во Втором медицинском – мне дали там несколько часов… Деньги сейчас нужны, понимаете ли, вот и хватаешься за каждую соломинку…

– О чем речь, Елена Альбертовна, конечно же, я помогу.

– Валенька… Простите нас, что все так вышло… Человеку свойственно ошибаться, как говорили латиняне. Может, чайку?

– Если вы не возражаете, я хотела бы принять ванну.

– Конечно же. Чувствуйте себя как дома, обустраивайтесь.

Валечка зашла в уютную, отделанную голубым кафелем ванную комнату, закрыла за собой дверь, осмотрела флакончики на золотистой полке под зеркальным навесным шкафом: Еscada, Lancôme, Chanel – все это было для нее таким контрастом к той ванной на Большой Посадской: с облупленной штукатуркой, ржавой ванной и замотанными паклей и изоляционной лентой трубами. Ей казалось, что ее выпустили из тюрьмы на волю. Валечка включила воду, открыла большой оранжевый тюбик с надписью Trésor, стоящий на краю ванны, и с наслаждением вдохнула сладкий цветочный аромат. Она добавила несколько капель душистого геля в воду, села на пушистый светло-голубой коврик и стала наблюдать, как ванна наполняется белой пеной. Звук воды, запах парфюмированного мыла действовали на нее успокаивающе. «Вот сидеть бы так вечно», – подумала она. Валечка положила подбородок на край ванны и смотрела на горячую струю, бегущую из золотистого крана. Ей не хотелось ни о чем думать, ничего вспоминать, ничего осознавать или анализировать. Ей хотелось просто сидеть на этом мягком коврике, вдыхать теплые пары и пребывать в этом почти сомнамбулическом состоянии.

Приблизительно в таком же состоянии находился и Кирилл. Ему тоже очень хотелось побыть одному. В качестве места уединения он выбрал отцовскую библиотеку. Он включил абажур, лег на классический диван и тупо смотрел на корешки книг. Библиотека, служившая одновременно отцовским кабинетом, была для него в детстве абсолютным табу. Туда он мог заходить только с особого разрешения. Кирилл вспомнил, как родители устроили ремонт в его комнате, когда он со школой уехал на несколько недель в ГДР. По приезду комната была еще не готова, и ему разрешили ночевать в библиотеке. Кирилл тогда не поверил своему счастью. Вместо сна он, конечно же, тайком рассматривал книжки. На самых верхних полках находились книги по медицине, принадлежавшие матери. Приставив лесенку к книжному шкафу, он для начала достал справочник медицинской сестры по инфекционным заболеваниям и всю ночь с ужасом и восторгом рассматривал картинки, иллюстрирующие разные стадии кожных болезней. За справочником последовала энциклопедия по психологии. С тех пор «вылазки» в библиотеку стали постоянными – Кирилл выбирал часы, когда родители отсутствовали и «изучал» запрещенные тома. Он читал все, что нельзя было читать: труды о психических девиациях, ранней детской сексуальности, венерологии. Потом перешел к книгам по искусствоведению, прочел несколько сказок из «Тысячи и одной ночи» и чувствовал себя от этого совершенно взрослым. «Какое это было счастливое время, – вздохнул Кирилл, – и как хорошо все-таки дома!» Но ему здесь уже не будет так хорошо, как было хорошо ТОГДА. Это время ушло, отец был прав. Пришло другое время. Каким оно будет?

Елена Альбертовна позвала Кирилла и Валечку пить чай в гостиную. Чай пили молча. Как на поминках. Каждый думал о своем. Мать постелила им в комнате сына. Уставшая Валечка быстро ушла спать. Кирилл снова заперся в библиотеке. Там он и заснул.

*****

Огромная лохматая лапа занеслась над лицом Кирилла. Острые когти засверкали, как кинжалы, и вонзились ему прямо в шею. Жгучая боль, как ток, пробежала по всему его телу. Когти другой лапы уже впились ему в живот. Болевых точек было так много, что Кирилл даже не успевал концентрироваться на боль. Прошло несколько секунд, и он перестал что-либо ощущать, он чувствовал только мокрое тепло – Кирилл истекал кровью.

Он вскочил на постели. Кошмары не снились ему давно. Кирилл ненавидел кошек – как мелких домашних, так и крупных хищных. Еще маленьким он терпеть не мог сказку о глупом мышонке. Родители даже запретили бабуле читать ее на ночь. Говорят, дети не воспринимают жестокость так, как ее воспринимают взрослые. Детские сказки полны насилия и пугающих сцен. Кирилл же осознавал это в полную силу и не желал принимать. Как это должно быть ужасно, быть съеденным заживо! Кирилл видел однажды, как кошка поймала воробья и перед тем, как сожрать его, долго играла со своей жертвой. Каждой клеткой он чувствовал ужас, который должна была испытывать несчастная птица. Этот ужас пронзал его каждый раз, когда он видел кошек или слышал кошачий крик.

Что это? Что бы сказал на этот счет какой-нибудь Зигмунд Фрейд или Карл Юнг? Комплекс вины? Перед кем? Перед Валечкой? Да, он ведет себя как потребитель. Он часто поступает некрасиво. Но с человеком можно поступать настолько хорошо или плохо, насколько хорошо или плохо он позволяет с собой поступать. Кирилл повернулся на бок и снова заснул.

*****

Наступило утро. Завтракали тоже молча. Кирилл рано ушел, а Елена Альбертовна стала показывать Валечке квартиру. Она походила на музей или кино «про заграничную жизнь». Каждая деталь интерьера была продумана, все ловко скомпоновано: цвета, мебель, аксессуары. В дальнем углу большой гостиной стоял черный лакированный рояль. Ножки и пюпитр были изящно стилизованы под стебли лилий. Такой же была приставленная к роялю винтовая табуретка. В изгибах подставки для нот затерялась надпись «BERDUX». Над роялем висел застекленный и облаченный в овальную раму плакат какой-то выставки. Плакат изображал изящную ограду с необыкновенно красивым уличным фонарем. В нижней части постера красовалось слово «Jugendstil». Елена Альбертовна объяснила Валечке, что Виктор Евгеньевич всегда обожал стиль модерн и обставил квартиру, отдавая должное этой слабости. Энергетика рубежа веков всегда восхищала главу семейства. В модерне нет напыщенности барокко или холодности классицизма. Этот стиль элегантен и тепл. Валечка должна обязательно посмотреть альбомы по искусству – целый книжный шкаф библиотеки уставлен книгами о модерне. Там есть книги о Бердсли, репродукции рисунков Оскара Уайльда и картин Альфонса Мухи. Валечке были незнакомы эти имена, и от этого ей был особенно лестен тот факт, что Елена Альбертовна так просто упоминает эти имена в разговоре с ней. Значит, она думает, что Валечка тоже разбирается в искусстве. Нужно обязательно почитать какие-нибудь книжки из их библиотеки. Очень хочется равняться на таких особенных людей, как Кирилл и его родители. Елена Альбертовна была очень приветлива и словоохотлива. Ни одна деталь обихода не осталась без ее подробного комментария. Вот от кого унаследовал Кирилл свое красноречие и талант интересно рассказывать. Мать Кирилла говорила много, но Валечке не было скучно. Часть предметов мебели Виктор Евгеньевич получил от отца – коренного петербуржца и высокопоставленного чиновника. Часть была приобретена в антикварных магазинах. Раньше старинная мебель стоила копейки – люди желали избавиться от старой «рухляди», мечтая о типовых мебельных гарнитурах, совершенно не понимая, что красивые вещи ценны всегда, и время над ними не властно. Ширпотреб из прессованной стружки обязательно рано или поздно закончит свой век на помойке, а шедевры всегда будут в почете. Это сейчас все спохватились. Зайдешь в антикварный магазин – на ценниках одни нули… А раньше… Уровня не было у людей, элементарного уровня…