Книга На восточном порубежье - Сергей Жук

10

С уходом Афанасия Шестакова из Охотска жизнь в портовом поселке пошла своим чередом. Вернее сказать каждый занялся своими делами.

Утомленный имперскими делами Комиссар Охотского острога Семен Лыткин пропадал все более в амбарах да кладовых. Стараясь наконец уразуметь, каким образом сложились его барыши. Сколь добра утекло, и сколь удалось утаить. Дело не простоя, все записи надо в журнал с умом занести, что бы все ладно сходилось. На следующий год замену обещали прислать, а это дело без проверки ни как!

Штурман Якоб Генс, после разрыва отношений с казачьим головой, обосновался на заброшенной заимке, и долгое время в Охотске даже не появлялся. Поговаривали что бражничает беспробудно с тунгусским князцом Олаем.

Оно так и было, но хитрый голландец затеял все это неспроста. В результате месячной запоя, тунгус оказался в долгах у Генса. Тот наливал драгоценное питье в долг, а цены были таковы, что впал князец вместе со своими родниками, если не в рабство, то в полную зависимость от штурмана.

Вот тут и началось протрезвление. Велел штурман Генс князцу мастерить берестяные короба великое множество, да собирать по тайге ягоду, что по осеннему времени в аккурат подошла для сбора. А затеял голландец организовать под Охотском винокурню, что по местным делам ново и сулило большие доходы.

На этот счет у Сибирских воевод имелось императорские предписания. В них, спаивание инородцев виделось как дело вредное, не менее чем распространение огнестрельного оружия. Ведь спаивание подрывало важнейшее государственное дело, такое как сбор ясака. Пьяный тунгус, коряк или другой сибирец на охоту не будет гож, и ясака с него доброго не взять. Но здесь в Охотске воевод нету, а комиссару Охотскому до него дела нет, если только подарки затребует, так то само собой, дело обычное.

Солод, на закваску, котлы и другую утварь, он приобрел по случаю еще в Тобольске и Якутске, а сейчас по их прибытию, запустил в дело. Так что задымила труба так, что сивушный дух разошелся по тайге на многие версты, изрядно напугав ее диких обитателей.

К зиме винокуренный заводик Якоба Генса выдавал спирты в нужном количестве, и можно сказать должного качества. А с клиентурой дело ни стало. Потянулся сюда гулящий люд, а большим числом инородцы. Кроме денег понесли драгоценные меха, и намытое в здешних реках золотишко. По местному обыкновению, за столь дорогой и редкостный продукт соответствующая плата.

Подштурман Федоров и геодезист Гвоздев тоже не сидели без дела, но касательства к делам Якоба Генса не имели и даже осуждали. Молодые офицеры организовали в Охотске таможенный пост, где сами и стали нести службу. А собирать таможенную пошлину было с кого. Это все более русские промысловые и купцы, что не малым числом ведут торговлю на Шантарских и Курильских островах с тамошними иноземцами, а то и до Японских островов добираются. Японские и американские купцы дело редкое, хотя судьба забрасывает их порой и на эти далекие Охотские берега.

Главным переживанием объявившихся таможенников, стало отсутствие у таможни своего судна. Приходилось обходиться мелкими баркасами, что не позволяло совершать дальние рейды. Поэтому возвращение «Восточного Гавриила» после разбоя у берегов Тауи, вызвало кипучую с их стороны деятельностью.

Бот ладили быстро. Неожиданную помощь и активное содействие, подштурман и геодезист получили от матроса Петрова. Напомню что ныне матрос Ленька Петров уже не матрос, а главный квартирмейстер экспедиции, о чем у него был документ, писанный самим головой Шестаковым и за его печатью.

Ленька очень гордился своим нынешним положением, и при всяком удобном случае старался показать свою власть на деле. Но каждый был занят своим, и до Леньки особых дел не было. Но тут дело касалось ремонта судна, что находилось в ведении экспедиции, и являлось объектом прямого вмешательства квартирмейстера Петрова. Ведь инструмент, материалы, всяческое судовое имущество, все было на складе, которым и заведовал Ленька, а звание квартирмейстера было повыше штурманского или примеру самозваного таможенного головы, ведь у Федорова на то бумаги не было.

Вышло так, что по окончанию ремонта Петров неожиданно заявил.

— Господа офицеры благодарю за старания, и готов оплатить труды ваши.

— Но мы рассчитывали, что «Восточный Гавриил» будет при таможенной службе. А сии службы в портовом месте, без судна на то годного, не справить! — Возмутился геодезист Гвоздев.

— Какие вы таможенники без грамоты императорской, или на худой конец Якутского воеводы, — усмехнулся Петров.

— Нами отправлено предложение о необходимости Охотского таможенного поста, но ответ от его Императорского величества придет не ранее следующего года, — пояснил штурман Федоров.

— Ну, когда придет, то и вопросов не будет. А сейчас судно для других дел потребно. Подмогу собираю для головы нашего Афанасия Федотовича. Сам с людишками пойду на боте. По нынешним временам без судна морского вдоль берега бродят лишь дикие иноземцы. А русскому человеку без морской подмоги не можно. А вы господа офицеры шли бы со мной на боте!

— Как командир таможенного поста я оставить службу не могу! — категорично заявил штурман Федотов.

— А вот я пожалуй пойду на «Восточном Гаврииле», — даже с легкой радостью согласился Гвоздев. — Хорошо бы до Тауйского острогу успеть до ледостава!

— Так все готово! — тоже обрадовался матрос. — Завтра к полудню и отходим. Ведер сейчас попутный, мореходы сказывают дней за семь дойдем до Тауи.

Так, в тот 1729 год Тауйский острог принял еще одних гостей. Бот «Восточный Гавриил» под командой матроса Петрова и геодезиста Гвоздева вместе с командой, встал здесь на зимовку.

11

В первых числах января 1730 года Шестаков достиг реки Туманы, где соединился с отрядом есаула Ивана Остафьева. Теперь их объединенный отряд насчитывал двадцать три русских служилых людей и полторы сотни инородцев.

Но, к сожалению, эту встречу назвать счастливой или благополучной нельзя. Пройдя до реки Гижиге, отряд не нашел здесь ни острога, ни «Льва» с запасами, ни Лебедева с командой. Не подошла и помощь из Анадырского и Камчатских острогов.

Шесть недель простоял казачий голова Афанасий Шестаков на месте, где была запланирована встреча объединенных сил. Шесть недель ожидания, шесть недель душевных мук. Они были столь значительны, что причиняли физическую боль. В груди будто воспаленный ком, что давит изнутри, причиняя ноющую боль непрерывную и мучительную, мешающую дыханию и мыслям. Днем тебя не оставляют вопросительные взгляды людей, а ночами кошмары сновидений.

Эта пытка не шуточная. Редкий человек способен вынести подобное. В голове менялись события, поступки, лица участников, что стали предвестниками настоящего действия. Были среди них непримиримые противники, было немало и лиц близких ему людей. Одно было ясно, что все они вольно или невольно стали участниками и причиной столь трагического положения экспедиции Шестакова. Но узнать, что либо, а тем более правду, здесь среди безмолвной заснеженной пустыни, было не возможно. Сколько потрачено сил! Дорога в Петербург, дебаты в сенате, бесконечные хлопоты по сбору экспедиции, и все для того, чтобы в одиночестве с горсткой русских людей оказаться здесь среди каменной тундры, в окружении непримиримых врагов.