Книга Желтые перчатки - Анна Дубчак

Однако все условия были соблюдены: в тот день, когда Борис дал ей свое согласие на брак, Эмма сразу же вручила ему обещанные пятьсот тысяч франков.

– Я знала, что вы согласитесь. В конечном итоге, чего вы теряете? Абсолютно ничего. Вам даже будет позволено жить в правом крыле с вашей очаровательной Бланш. Как жаль, что я не молода…

– Думаю, вы не подадите на меня в суд, если я приду к вам ночью, чтобы выполнить свой супружеский долг? – спросил Борис, и ни один мускул при этом не дрогнул на его лице. – Что вы молчите? Ведь я же не разгадал вашей тайны. Кто вас знает, быть может в моем лице вы нашли прекрасную жертву, на которой собираетесь отыграться за все обиды, нанесенные вам другими мужчинами?…

Она захохотала. И смех ее был похож на треск яичной скорлупы.

– За ваши остроты я бы платила вам по сто франков за каждую, но скоро вы будете принадлежать мне, а потому и ваши остроты также будут моими по праву…

– А моими станут десять миллионов, не так ли? – с не меняющимся выражением на лице спросил Борис. Он вдруг почувствовал себя молодым и полным сил: ему все больше и больше нравилась эта игра. А Эмма Латинская, как ему представлялось, сыграет в его жизни не последнюю роль. «Она просто прелесть, что за старуха. Оригиналка, да к тому же еще и с тайной… Не иначе как она задумала с моей помощью либо действительно разбогатеть, либо кому-то насолить по-крупному». Другого объяснения этому дикому поступку он не видел.

– Она будет заниматься с тобой вивисекцией, понимаешь? – говорила, нервничая, Бланш, собирая Бориса на церемонию и сдувая с только что купленного для него Эммой смокинга пылинки, – она будет каждое утро отрезать от тебя по кусочку и, обмакнув в соус, класть в рот, пока от тебя не останутся лишь ногти да волосы…

– Рыбка, меня же стошнит от твоих слов… Побойся Бога, я же в новом смокинге… Ты мне лучше скажи: ты уже заказала испанскую спальню, о которой мечтала?…

– Нет, я не такая авантюристка, как ты. Женщины вообще от природы умнее. Тебе через пару дней ехать в Москву, ты же не поедешь с пустыми руками… А на десять миллионов я не рассчитываю. У меня пока с мозгами все в порядке…

– Что поделать, а у меня еще нет… Больше того, сегодня утром я вдруг провел рукой по голове и заметил, что кости на моем темечке еще не срослись, понимаешь, там мягко, как у младенца… Родничок… А это о чем-то да говорит… Хватит рычать, звереныш, лучше поцелуй меня и пожелай счастливой брачной ночи… Думаю, ты не оставишь меня в такой ответственный момент…

Для Бланш все эти сборы напоминали кошмарный сон. Однако, будучи женщиной практичной, хотя все еще не веря в то, что должно произойти в церкви, она собрала один большой чемодан в случае, если им с Борисом действительно придется переезжать в особняк Латинской, куда положила самые необходимые для жизни вещи, начиная с пижам и кончая зубными щетками и даже зубочистками.

И вот ЭТО свершилось. Церковь набилась не только приглашенными гостями, но и репортерами, которые нахально лезли со своими микрофонами и фотовспышками чуть ли не под платье к Бланш (словно им было известно, кем она является жениху), ослепляя и без того ослепленную своим призрачным и явно сомнительным счастьем старушку-Эмму, задавали наиглупейшие вопросы новоиспеченному мужу («О, Борис Захароф!») и преследовали новобрачных до самого особняка.

Свадебный ужин с подобающей ему пышностью собрал просто невероятное количество гостей, причем пришло много и таких, которые не были на венчании в церкви. Но в принципе это была светская вечеринка, роскошная и в какой-то мере демократичная, что позволило Борису и Бланш практически сразу после возвращения с церемонии уединиться в правом крыле особняка и отдохнуть на кровати эпохи Людовика IV… Что же касается Эммы, то она, сославшись на головную боль, почти сразу же покинула гостей и вышла к ним спустя полчаса, сменив белое платье на красный муслиновый балахон. На голове ее красовался нелепый парчовый тюрбан с перьями…

Кожа на лице ее заметно потускнела, что не преминули отметить вслух ее же приятельницы.

– Кажется, она сменила не только платье, но и кожу… В церкви она была много свежее…

– А почему вам не приходит в голову, что она только занималась любовью со своим коротышкой-русским? Говорят, русские в этом плане…

– Позвольте, а это правда, что Эмме в прошлом месяце стукнуло семьдесят?

– Да нет, ей всего-то ничего: шестьдесят девять, это я точно знаю…

– А вы видели, с какой прытью она усаживалась в машину после того, как они вышли из церкви?

– Она просто устала…

– Вы не видели, куда делась женщина в зеленом платье, которая, как говорят, является дальней родственницей мсье Захарова и которая теперь будет жить здесь?…

– Как жаль, что уже нет бедняги Патрика, он был таким забавным, с ним невозможно было и пяти минут провести, чтобы не расхохотаться… Только я так и не поняла, отчего он умер…

– Говорят, у него была больная печень… Кроме того, у него целых полтора года длился роман с какой-то актрисой, которая высосала из него не только все соки, но и деньги…

– И Эмма об этом знала?

– Об этом знал весь Париж… Но надо знать Эмму – она бы умерла, но не подала бы виду… Сильная женщина, ничего не скажешь…

– Но зачем ей этот русский?

– Говорят, что Патрик оставил ей завещание, в котором что-то упоминается о подобном браке, но мне это известно от моей горничной, которая, в свою очередь, знакома с Патрисией, горничной Эммы… А горничным я не верю…

– Но кто-нибудь из вас разговаривал с самой Эммой?

***

Бланш уговорила Бориса выйти к гостям.

– Послушай, хотя бы перекусим… Ты видел, какие красивые фигуры сделали из персиков? Это же целые скульптуры! А из огромного ананаса, сложенного, наверно, из сотни мелких, бьет фонтан белого вина… Это так красиво… В конце-то концов муж ты или нет?

Борис привел в порядок одежду, поправил «бабочку» и подошел к зеркалу.

– Ущипни меня, Бланш, если это не сон… Мне еще ни разу не приходилось бывать в таких роскошных спальнях, тебе понравилась кровать? – Бланш смотрела на него с любовью. Кто бы мог подумать, что в этом с виду спокойном и мягком человеке столько твердости…

– Я надеюсь, она не заставит тебя спать с ней… – проговорила Бланш, покрываясь гусиной кожей при мысли, что непредсказуемый Борис скажет сейчас то, что вмиг разрушит все ее счастье. Она стала замечать за собой, что с каждым днем все сильнее и сильнее боится потерять Бориса и что чем парадоксальнее становится его поведение, тем больше ее тянет к нему. «Он всегда был свободным. Он им и останется…» – с горечью подумала Бланш, понимая, что никогда не имела над ним власти.

– Даже если бы она и попросила меня об этом, поверь, я бы просто не смог… Вся моя сила осталась вот на этой кровати…

На террасе зажглись разноцветные фонари, в саду, окружавшем дом, сиреневатым светом светились деревья, в кронах которых тоже горели маленькие огоньки, гости прохаживались по саду, несколько пар покачивались в танце на специально отведенной для этого ровной площадке возле террасы.