Книга Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину - Олег Туманов

Знойным весенним днем 1966 года Алекс сообщил, что меня приглашают в гости в Мюнхен на «Радио Свобода». Тогда я догадался, что дознание закончилось. В то время радиостанция еще полностью подчинялась американской разведке и являясь практически одним из их подчиненных отделов. Ненадежным клиентам туда не было доступа. Это предложение в гости я мог расценить как жест доброй воли.

В сопровождении Джорджа Перри я отправился в Мюнхен и снял себе номер в скромном пансионе на Леопольдштрассе. Радиостанция в то время размещалась в здании склада аэропорта на Лилентальштрассе. Меня проводили по узким прокуренным коридорам и представили сотрудникам как известную личность: «Это Олег Туманов, он только прибыл из Советского Союза».

Гости из Советского Союза считались еще редкостью. Туристы и служебные лица из СССР сторонились корреспондентов радиостанции как прокаженных. Новых эмигрантов практически не было. Поэтому сотрудники радиостанции с интересом ожидали, как бы однажды встретиться и поговорить с тем, кто слышал их голос «оттуда».

Перед ужином мой будущий непосредственный начальник, Александр Бахрах, как бы невзначай задал вопрос:

«А что думаете по поводу антисемитизма в Советском Союзе?»

Такие вопросы в то время еще озадачивали меня. У меня пока не было достаточно жизненного опыта и соответствующих горизонтов. Что я знал, кроме школы, КБ и службы? А в школе у нас на самом деле не было антисемитов. Я помнил Леню, Женю, Вову и Леру. И между всеми не было никакой разницы. В КГБ я тоже ничего подобного не заметил. А на флоте не столкнулся ни с одним евреем. Возможно, их призывали в другие войсковые части.

«Нет у нас никакого антисемитизма», – с искренней уверенностью ответил я Бахраху.

Вероятно, он посчитал меня наивным или неоткровенным человеком.

В целом мне показалось, что я оставил хорошее впечатление на «Радио Свобода». Вскоре после этого меня официально пригласили на работу на радиостанции, что, безусловно, было необычайным везением. Но до этого произошло несколько инцидентов, о которых следует упомянуть.

Володе Крысанову наконец назначили собеседование на получение визы в американском консульстве. Он чувствовал себя уже на полпути в Америку – страну неограниченных возможностей, где он собирался основать собственную фирму. В наилучшем расположении духа и сопровождении Алекса он явился на прием к консулу и во время разговора попытался развеселить того шутками о евреях. Он усыпал его анекдотами о смешных и обиженных евреях. Для Володи это был значительный день в его жизни, и он хотел, чтобы все радовались вместе с ним. Но, заметив, как слушая его, консул краснеет, он принял это за выражение удовольствия и никак не понимал, почему Алекс наступает ему под столом на ногу.

Оказалось, что консул еврей и сионист, и как Володя позже узнал, своими шутками он чуть не довел того до инфаркта. Дело Крысанова, естественно, было «заморожено» и он мог мысленно распрощаться с путешествием в Калифорнию. Моему свирепствующему, но никак не потерявшему надежду другу позже сообщили, что «Соединенные Штаты никоим образом не являются для него альтернативой Швеции», где американцы его подобрали. Кстати, в Швеции Володя добился того, о чем мечтал. Создал собственную фирму и разбогател.

Мы с Ваней Ваймаром провожали Володю в аэропорт, а потом пожелали ему всего хорошего и вернулись ко мне домой, чтобы вдвоем обмыть будущую жизнь нашего друга. Внезапно Ваню охватило тоскливое настроение, и он попросил моего разрешения позвонить домой в Воркуту.

«А это вообще возможно?», – спросил я с удивлением. При этом я совсем забыл, что мы находимся в квартире американской разведки.

«Хотя бы попробуем», – настаивал Ваня. – Позвоним оператору и закажем Воркуту в Советском Союзе».

В это трудно поверить, но через два часа Ваня слезно разговаривал с дежурной шахтерского общежития, в котором раньше жил. У меня в памяти остался этот маловажный эпизод только по той причине, что через месяц, когда я там уже жил, мне пришлось вернуться самолетом из Мюнхена, чтобы пройти дополнительный тест на детекторе лжи. Алекс был в ярости: «Как ты посмел звонить с конспиративной американской квартиры в Советский Союз? Такого до тебя никто себе не позволял!» К счастью, американцы пришли к заключению, что все произошло из-за того, что мы были немного под градусом. Кроме того, я сам по телефону не говорил. Так что для меня обошлось без неприятных последствий.

Уже в начале мая 1966 года Алекс вручил мне официальное письмо «Радио Либерти» (РЛ), подписанное начальником Отдела кадров Джином Лекашем, что в случае профессионального соответствия мне могут предложить постоянную работу. Сначала предстояло пройти испытательный срок.

«Тебе повезло, – сообщил мне Алекс. – Только немногим эмигрантам 22 лет делают подобное предложение. Это совсем иначе, чем устроиться рабочим или в типографию НТС. Это уважаемая и хорошо оплачиваемая работа. Что думаешь на этот счет?».

«Я счастлив!», – с искренней улыбкой и сияющими от счастья глазами, восклицал я. Удача по-прежнему преследовала меня.

«В таком случае собирай вещи и подписывай этот документ». В нем я обязывался молчать обо всем, что со мной происходило с декабря до мая, пока находился у американцев. В случае нарушения этого условия меня могли оштрафовать на 25 000 марок или приговорить к тюрьме.

На следующий день я получил из рук Алекса голубой паспорт политического эмигранта. Этот паспорт предоставлял мне значительно больше прав, чем желтый паспорт беженца. Все складывалось как нельзя лучше.

Сотрудники РЛ тогда делись неофициально на три категории. Первые были «неграми», которые подписали договор по немецкому законодательству и им не полагалась бесплатная квартира, они платили налоги и заботились о собственной страховке на жизнь. Следующей, привилегированной категории «мулатов», обычно нанятых в Великобритании, Франции, Испании и других странах, компенсировали стоимость аренды квартиры, половину страховки и другие расходы. Но лучше всего было «белым». Их договор соответствовал американским стандартам. Речь шла об американцах, конечно, не за собственные деньги, разместившихся в элитных виллах и пользовавшихся шикарными авто.

В 1966-м в бюджете РЛ появилась особая статья расходов по программе продвижения молодых кадров с той стороны «железного занавеса» – это были перебежчики, невозвращенцы и эмигранты. Я был первым, кого наняли в соответствии с этой программой, которой руководил Вилли Клумп – американец немецкого происхождения. Он предложил мне сначала пожить у него. У «белого» Вилли была большая квартира на Кенигинштрассе. Этажом ниже пустовала крохотная комнатка консьержки, которая стала мне первым домом в Мюнхене. Постель, шкаф и стол – вот все, что туда вмещалось.

В первый месяц меня направили в бюро начальника Отдела мониторинга (прослушивания) Макса Ралиса. В 1971 году Макс Ралис и его сотрудники перебрались в Париж. Но тогда они пользовались резиденцией на Леопольдштрассе в трехэтажной вилле, усиленно охранявшейся морской пехотой. Этот отдел опрашивал мнение людей во всем мире о передачах «Радио Либерти». Отдел имел собственный бюджет и всегда находился в прямом подчинении сотрудника ЦРУ.