Книга Плата за одиночество - Бронислава Вонсович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Нет шантажиста — нет проблемы», — напомнила я.
— Да, это немного беспокоит, — легко согласилась Регина. — Но пока ничего страшного не случилось. Может, ты все себе напридумывала?
Разговор у нас никак не складывался. Подруга никак не хотела увидеть серьезность моего положения, ее намного больше волновали гипотетические поклонники и моя неожиданная магия. Она начала мечтать, как здорово было бы, если бы инора Эберхардт действительно меня удочерила. Зря я ей рассказала про эту фразу Эдди…
— А что? — воодушевленно говорила она. — Наследников у нее нет. Обучит тебя, передаст свои знания. Представляешь, как было бы здорово?
— Ина, с чего вдруг она будет меня удочерять? — фыркнула я. — Я лишь одна из ее продавщиц. Через этот магазин их прошло много. Нет, правильно монахини говорили, вредно читать романы. А уж тебя, похоже, до них вообще допускать нельзя. Ты их явно перечитала.
Регина заметно надулась.
— У тебя все равно уверенности нет, — недовольно сказала она. — Если та инора помрет, которой крем сейчас делают, то причины для беспокойства будут. А может, с ней ничего и не случится? А ты заранее переживаешь о совсем тебе постороннем человеке.
— Она мне не совсем посторонняя, — неохотно ответила я. — Дело в том, что это моя мать.
Регина ахнула и выпустила из рук почти доеденный пирожок. Он покатился по полу, пачкая начинкой светлую плитку. Монахиня, сидевшая в комнате свиданий, посмотрела на это безобразие осуждающе, но подруге не было до этого никакого дела.
— Не может быть! — восторженно сказала она. — Так она тебя сама нашла?
Поводов для радости я не видела. Подруга знала, что я не собираюсь искать родителей. Какие бы причины у них ни были, чтобы меня бросить, все они меркли перед тем фактом, что они смогли от меня отказаться, а значит, и мне они не нужны и неинтересны.
— Нет, она меня не нашла и даже не искала. Я сама ее вычислила. По почерку.
Я рассказала Регине про пустой счет в Гномьем Банке, о чем раньше умолчала, и что почерк на чеке и записке, которую оставила моя мать, был один.
— И что? — с жадным любопытством спросила она. — Что ты к ней чувствуешь?
— Ничего особенного, — ответила я. — Она мне не нравится, но покупательницы бывают и хуже. Все они достаточно высокомерны.
— А с кремом-то что? — не унималась она. — Если она твоя мать, ты не можешь позволить, чтобы ее травили.
— Ты сама только что говорила, это лишь мое воображение, — напомнила я.
— Воображение, не воображение, но она же твоя мать. И если ее отравят через этот крем, то ты себе не простишь, я же знаю.
Эти мысли приходили в голову и мне. Она от меня отказалась и не заботилась, но все же родила, хотя могла избавиться от такой обузы сразу, как узнала о беременности. Да и я не могу спокойно смотреть, как ее собираются убивать, и ничего при этом не делать. Пусть она мне совсем не нравится. Но все же мать…
— Я собираюсь его заменить, — неохотно ответила я. — Во всех этих кремах основа одна, возьму обычный омолаживающий. На него и заменю. От такого точно вреда никакого не будет.
— А если все-таки ничего такого плохого в этом креме не будет? — страдальчески сказала Регина.
В таком удачном во всех отношениях месте для работы — и вдруг происходят какие-то противозаконные вещи? С этим она никак не могла смириться.
— Предлагаешь уточнить у иноры Эберхардт?
Регина невольно хихикнула, представив, как я обращусь с подобным вопросом к хозяйке. Воображение всегда было ее сильной стороной.
— Хотела бы я на это посмотреть, — заметила она.
— А если ничего такого в этом креме не будет, то меня просто выгонят с работы, если узнают, — пояснила я. — Но омолаживающий крем хороший, хоть и дорогой, у меня на него все деньги, что есть и с продаж получу, уйдут.
— Ты его покупать собралась? — поразилась Регина.
— А что я, по-твоему, воровать должна? — возмутилась я.
— Не знаю, все так странно, — неуверенно сказала она. — Если инора Эберхардт поступает нечестно, чего тебе с ней церемониться? Может, тебе с этим Рудольфом, который от конкурентов, договориться? Пусть они тебе помогут.
Она воодушевилась. Идея ей показалась просто великолепной.
— Ага, — скептически ответила я, — пообещать они могут все, что угодно, да только что их заставит потом выполнять свои обещания? Если они пытаются рецепты получить незаконными методами, то у меня есть определенные сомнения в их честности. Я не собираюсь ничего воровать и им передавать, а это наверняка будет условием получения от них помощи.
Регина погрустнела. Будущее выглядело уже не столь радостным. До нее дошло, что если все окажется так, как я подозреваю, то я могу даже не дожить до ее выхода из приюта. «Уехала к родственникам. Куда? Она не говорила. Как это нет родственников? Нашлись, значит». И кто меня будет искать? Да никто, никому я не нужна…
Свидание закончилось, а Регина так ничего и не смогла посоветовать. Сначала она всерьез не восприняла мой рассказ, затем слишком испугалась, а там и время моего посещения истекло. От предложения навестить сестру-смотрительницу я вежливо отказалась. После того как я узнала, что меня столько лет здесь обманывали, желания разговаривать с кем-то из монахинь не было. Возможно, мне и дали бы ценный совет, но более вероятно — подсунули опустевшие накопители и даже особенно не слушали бы. Наверняка мой уход нанес серьезный финансовый урон приюту — вон с каким сожалением монахиня посмотрела на меня после отказа. Я бы еще подумала, если в обмен на заполнение приютских накопителей мне разрешили бы дополнительное свидание с Региной или это продлили бы. Но сестра-смотрительница ясно мне сказала — исключения для нас с подругой не будет. Так что я вежливо попрощалась с дежурной монахиней и пошла к выходу. Сегодня у меня была назначена еще одна встреча, которая меня не привлекала. Может, она не состоится?
Но Рудольф уже ожидал меня рядом с домом. Он нетерпеливо прохаживался, посматривая по сторонам, и лишь только меня заметил, сразу расцвел в улыбке и пошел навстречу. Ждал он проявления счастья и от меня, но я на этой неделе полностью истратила запас улыбок, так что пришлось ему обойтись без моей.
— Вы совсем нерадостная, Штефани, — заметил он сразу, как поздоровался. — Что-то случилось?
Во взгляде его было жадное любопытство, словно он надеялся — я сейчас растаю и начну выкладывать все тайны, как свои, так и чужие. Но я откровенничать с посторонним человеком не собиралась.
— Я подругу навещала. Ей в приюте сейчас очень одиноко, — пояснила я.
— В приюте? — удивленно переспросил он. — У вас в приюте подруга?
— Я тоже воспитывалась в Королевском приюте, — с вызовом сказала я. — Ничего удивительного нет в том, что у меня там осталась подруга.