Книга Король Матиуш на необитаемом острове - Януш Корчак

Плохо, когда просыпаешься утром и не знаешь, что делать днём. На день-два занятия всегда найдутся. Но когда свободного времени много, необходимо иметь план. И вот Матиуш составил распорядок дня и план на неделю вперёд.

Через день после обеда он будет ездить на маяк. По четыре часа в день читать, ежедневно писать дневник, по часу играть на скрипке. Кроме дневника, будет писать воспоминания и в отдельную тетрадь записывать ошибки, которые совершил, когда был королём. Час – рисовать: это тоже пригодится. И ещё научится фотографировать. У полковника Дормеско есть фотоаппарат и альбом с фотографиями. В альбоме наклеены снимки всех мест, где он побывал, всех войн, в которых он участвовал, и всех людей, с которыми был знаком. Поэтому Дормеско так хорошо всё помнит. А Матиуш многое забыл.

Посещения маяка тоже должны измениться. До сих пор получалось, будто он приезжает только затем, чтобы привезти детям гостинцы.

Не успеешь вылезти из лодки, как Ала запускает обе руки в карман и выгребает конфеты. Ало стоит в стороне и молча ждёт. Забрав всё, что предназначалось для неё и для брата, Ала требовала:

– Ещё! Дай ещё!

Было неприятное ощущение, будто подарков слишком мало. Но необитаемый остров не столица, где разве что птичьего молока не хватало.

Выходит, дети ждали не его, а подарков. И с пустыми руками он мог бы вообще не приезжать.

И Матиуш решил заниматься с детьми. Ало он научит читать и писать. А вот как быть с Алой? Картинки, которые он привозит, быстро ей надоедают, и она требует новых.

Матиуш вспомнил, что, когда он был маленький, мама строила с ним дворцы из кубиков, из песка или глины, делала ему садики из цветов и листьев и рассказывала чудесные сказки. И ещё она рисовала ему картинки. Мамины картинки ему нравились больше, чем в книжках: они были понятней. Мама играла с ним в прятки, пела песни. Много интересного придумывала она, но что именно, Матиуш забыл. Ведь это было так давно!

Значит, чтобы учить маленьких детей, надо самому знать очень много. С Ало ему будет гораздо легче.

Так и оказалось. Ало быстро научился читать. Напишет карандашом: «пёс», «песок», «Петя», «перо» – и прочтёт. С арифметикой дело пошло ещё лучше: Ало скоро уже считал до ста, и Матиуш мог играть с ним в лото и домино.

Только с Алой беда! Вечно она им мешала. Сядут они играть в домино, и она суёт первую попавшуюся костяшку, а если ей не позволить, начинает злиться.

– Смотри, Ала, – говорит Матиуш, – вот тут одна точечка, а тут – пять. Найди такую же и положи.

У Алы есть косточка и с одной точкой, и с пятью, но она хватает ту, где две двойки, кладёт и ещё спорит, что верно.

– Смотри, – терпеливо объясняет Матиуш, – ведь здесь две точечки. Ну посчитай сама: одна и одна – две.

– Одна, две, – как попугай, повторяет Ала, а потом ни с того ни с сего рассердится и разбросает всё. – Матиуш плохой, Ало плохой. Ала пойдёт к деде.

И бежит жаловаться, что её обижают.

Ещё хуже было, когда они играли в лото. Але непременно хочется выиграть, но как это делается, она не понимает, Ало выкликает, например, «четырнадцать», а её это словно не касается. Хорошо, если она хоть один раз правильно закроет.

А то ей надоест, она расставит фишки как попало и кричит, что выиграла.

С рисованием дело обстояло чуть получше. Дашь ей лист бумаги, она быстро-быстро накалякает что-то и кричит: «Готово! Дай ещё!» А вот палочки и кружочки ни в какую не хочет рисовать.

Мальчикам приходилось прятаться от неё, но на голой скале нелегко найти укромное местечко. Случалось, Матиуш выходил из себя.

Быстро бегать Ала не умела: побежит, шлёпнется и хнычет. Больше всего любила она, когда Матиуш ей что-нибудь рассказывал. Вытаращит глазёнки, рот разинет – думает, бедняжка, так понятней.

А Матиуш разговаривает с ней, как со своей канарейкой. Да, да, не удивляйтесь, Матиуш часто беседовал с канарейкой. Посадит её на палец и спрашивает, помнит ли она королеву, короля, дворец в столице, Стасика, Еленку, Клу-Клу. А канарейка склонит набок головку, будто хочет сказать, что помнит. Иногда в ответ защебечет или запоёт. Но понимает она Матиуша или нет, неизвестно.

С канарейкой разговаривает он примерно так:

– Сейчас поменяю тебе водички, насыплю свежего песочка, и опять у тебя будет чистенько. Салата свеженького дам.

А с Алой так:

– Ала вытрет носик, и он снова будет чистый. Сейчас Ала даст мне карандашик, я нарисую маяк, и у нас получится красивая картинка. Ала отнесёт её дедушке. Ала хорошая девочка, и дедушка обрадуется. Дедушка скажет: «Ала хорошая девочка, Ала принесла дедушке картинку».

И так без конца одно и то же. Но Ала внимательно слушает и не перебивает – видно, ей это не надоедает.

«У малышей тоже должны быть права, – думает Матиуш. – Но как сделать, чтобы им было весело и в то же время они не мешали старшим играть или делать уроки?»

Теперь понятно, почему короля Пафнутия и вообще взрослых раздражают дети. Наверно, они им мешают, как малыши – ребятам постарше. И взрослые считают детей глупыми.

Может, Ала, как канарейка, понимает что-то и знает, только выразить не умеет. Матиуш забыл, о чём он думал, когда был маленький, поэтому и не понимает Алу.

Ала ведь не всегда капризничает. Иногда она присмиреет, уставится своими глазёнками куда-то вдаль и вздыхает. А то уцепится за руку Матиуша, долго, пристально смотрит ему в глаза и тяжело вздохнёт. Или вздрогнет вдруг всем телом, будто от испуга. Или начинает отдавать Матиушу свои игрушки. Отдаёт и приговаривает: «На, на, на!» Раздаст всё, разведёт ручонками и радостно воскликнет: «У Алы ничего нет! Ничего нет!» И при этом веселится, хлопает в ладоши, прыгает, хохочет.

Маленькие дети похожи на зверюшек, –

записал Матиуш в дневнике.

Хорошо, что у него есть возможность наблюдать за маленькой девочкой. В приюте стоило ему подойти к малышам, как ребята постарше поднимали его на смех, отпускали обидные шутки и какой-нибудь глупой выходкой расстраивали игру. Считалось, только дурак может возиться с мелюзгой.

Зато здесь, на необитаемом острове, Матиушу никто не мешает делать, что ему заблагорассудится.

Одно только его беспокоит: ведь дети разные и не все похожи на Алу. Во время войны их роту разместили в деревне, по четыре, по пять человек в избе. В доме, где Матиуш прожил две недели, был маленький мальчик – ровесник Алы. Но какой он был тихий! Сидит, бывало, целыми днями возле печки, смотрит широко раскрытыми глазёнками и молчит, редко-редко пролепечет что-то. И никогда не хныкал, не путался под ногами, не приставал, и личико у него было грустное-грустное… Матиуш тогда ещё подумал: «Наверно, у Печального короля было в детстве такое лицо».

В приюте дети тоже были разные: тихони, у которых вечно глаза на мокром месте, и крикуны, которым не больно, но они нарочно выдавливают из себя слёзы и ревут, ябеды и драчуны. Как-то раз Матиуш увидел, как дерутся двое мальчишек. «Совсем как на войне. Бывает, дерутся двое ребят, а бывает – целые народы. И тогда, наверно, те, кто не участвуют в войне, тоже стоят в сторонке и посмеиваются».