Книга Мнемозина, или Алиби троеженца - Игорь Соколов

– Вот бы быть такою же птичкой, – забывшись, вслух подумал я, глядя на воробья, и весь покраснел, стараясь не оборачиваться, на продолжающую кричать тещу. Однако теща тут же уловила мои слова и сразу же отрывисто прохрипела: «Обрюхатил, сукин сын, а теперь полетать хочешь?!»

С некоторым любопытством я оглянулся на Елизавету Петровну, и даже мысленно ее пожалел. Бледная как Смерть, теща едва держалась на своих ногах, глаза ее были полны такой незавуалированной ненависти, что казалось еще немного, и ее хватит апоплексический удар.

– Да, вы, мама, так уж сильно бы не волновались, – улыбнулся я, хотя моя улыбка едва дотягивала до ушей.

– Лёня, ты слышал, он меня мамой назвал?! – еще больше возмутилась теща.

Леонид Осипович, все еще охая на диване, лишь кивнул головой в знак согласия на все громы и молнии, которые метала вокруг нас молодая теща.

– Мама, может вам лучше поехать к себе домой?! – жалобно взглянула на нее Мнемозина.

– Ты, что, выгоняешь нас, родителей?! – издала потрясающий вопль Елизавета Петровна. – Из-за этого старого пердуна?! Да?!

Почему-то мне показалось на минуту, что еще совсем немного, и ее сосуды головного мозга лопнут от перенапряжения!

– Да, не стоит так нервничать-то, – опять попытался улыбнуться я, но, по-видимому, от волнения состроил такую отвратительную гримасу на лице, что теща от удивления ахнула, а Мнемозина рассмеялась самым бесстыднейшим образом. Один Леонид Осипович весьма театрально изображал на диване охающего филина.

Я заметил, что от предков у Мнемозины уже начинается истерика, и действительно, и минуты не прошло, а она уже заревела во весь голос как маленькая девочка, в некотором смысле она на самом деле была еще совсем ребенком.

– Ну, что, довели ребенка?! – с сарказмом прошептал я, и увел Мнемозину за собой в другую комнату.

Теща попыталась идти следом, но я успел закрыть дверь на задвижку, и поэтому она стала настойчиво в нее, стучать ногами и руками, но дверь была крепкой, как и сама бронзовая задвижка.

А мы с Мнемозиной в это время с какой-то внезапной яростью сбросили с себя всю одежду, и с блаженным вздохом погрузились друг в друга.

– Чтоб им икнулось, а я все равно буду твоей, – прошептала Мнемозина и направила мой быстрокрылый корабль в свою глубокую гавань. Нежные края ее божественной плоти обхватили меня как лепестки чудесного цветка…

Я пил ее божественный нектар, я целовал ее божественную грудь, мой язык дрожал в ее божественных губах… Вот так в любом из нас есть божество…

– Ты, знаешь, дорогая, они, кажется, занимаются сексом, – послышался за дверью тревожный шепот Леонида Осиповича.

– Да, что я и сама что ли не слышу?! – злобно огрызнулась Елизавета Петровна.

– Все-таки в сексе есть что-то ужасно противоестественное, – дрожащим голосом озвучил свое состояние Леонид Осипович.

– Неужели наша дочь сексоманьячка? – всплакнула Елизавета Петровна.

– Не знаю, не знаю, – вздохнул Леонид Осипович, – люди размножаются всегда быстрее, чем умирают!

В это мгновенье мы с Мнемозиной радостно засмеялись, с неожиданным пылом еще глубже проникая друг в друга…

Этот смех обладал такой живительной и такой умопомрачительной силой зарождающегося в наших телах оргазма, что вскоре Мнемозина закричала, совершенно ослепленная счастьем нашего соединения…

Соединения двух тел в одно…

– Совсем уже стыд потеряли! – воскликнула за дверью все так же пылающая гневом теща.

Леонид Осипович плакал как ребенок и часто сморкался.

– Это выходит за всякие рамки! – продолжала ковыряться у себя в мозгах теща.

У меня было смутное впечатление, что ее словарный запас уже иссякал, но всего через какое-то мгновенье послышались ее новые крики.

– Старый бл*дун! Старый п*рдун! Старый е*ун! – с новым воодушевлением заорала теща, но ее крики, слегка приглушаемые дверью, нисколько не мешали нам с Мнемозиной продолжать свое интимное проникновение друг в друга.

Причем Мнемозина так колоссально солировала при каждом наступающем оргазме, что вскоре ее родители все-таки не выдержали и уехали, громко хлопнув дверью.

– Ну, вот, – вздохнула Мнемозина, немного придя в себя после очередного сладострастного бурлеска, – а теперь я потеряла своих родителей!

– Господи, какая ерунда, – усмехнулся я, – ты лучше прислушайся, какая тишина воцарилась в доме! Чувствуешь себя прямо как в раю!

– Значит, тебе не понравились мои родители? – вдруг огорчилась Мнемозина.

– Ну, почему же, – вздохнул я, – у тебя очень молодые симпатичные родители.

– Правда?! – улыбнулась Мнемозина.

– Особенно папа, тихий и безвредный!

– Ах, ты мой старый блядун! – засмеялась Мнемозина и обняла меня, прижавшись щекой к щеке, а через какое-то мгновение жалобно заплакала.

Я опять губами жадно собирал на щеках ее соленые слезы, внезапно ощущая, как ей действительно тяжело со мной, и как она боится со мною расстаться, будто наша тайна уже навек связала нас чугунными цепями!

Через мгновение я опять овладел ее животрепещущим телом… Оно сводило меня с ума своей приятной глубиной…

Его волшебная нежность не могла быть выражена никакими словами… Чувство в самом высшем выраженье…

– У тебя тело как из пластилина.

– …?

– Из него можно лепить волшебную башню, и влезать по ней на небо, – восхитился я Мнемозиной.

Она засмеялась от радости как ребенок, а потом склонилась надо мной и поставила на груди засос, потом еще и еще, минуты три она колдовала над моим телом, пока я собственными глазами в зеркале не увидел ее, перевернутое слева направо имя, имя – Мнемозина, сделанное из одних засосов.

– Вот, это искусство, – еще больше восхитился я, ее умением доставлять мне наслаждение.

Однако прошел всего какой-то час, и ее родители снова напомнили нам о себе. Оказывается, они никуда и не думали уезжать, а только ждали, когда же мы, наконец, натешимся друг другом, чтобы снова попытаться вразумить свое половозрелое детище, но детище на их вразумления никак не откликалось.

– Да, сделай хоть что-нибудь! – задыхаясь от гнева, шептала Елизавета Петровна нервно вышагивающему по комнате Леониду Осиповичу.

– Да, а что я могу сделать-то? Я, что, Царь Природы или Бог Вселенной?! – заламывая у себя за спиной руки, воскликнул Леонид Осипович.

– Конечно, от тебя, фиг, чего дождешься! – злорадно оскалила зубы Елизавета Петровна, одновременно жмуря свои наполовину выщипанные брови.

– Да, хватит вам обниматься-то! – прикрикнула на нас Елизавета Петровна, будто желая своим криком разрушить все мои чары, которыми я одурманил ее дочку.