Книга Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари

— Сожалею, сеньор граф, что не могу предложить больше, — сказал Буттафуоко, старавшийся быть любезным. — Владей я своим старым замком в Нормандии, не так бы принял племянника великого Черного корсара… Ба! — добавил он, сморщив лоб, и глубокое чувство вырисовалось на его загорелом лице, — не стоит пробуждать столь далеких воспоминаний. Прошлое для меня умерло, после того как я пересек экватор… Ешьте, господа!

Он разрезал огромным ножом язык и свинину, рассек на несколько кусков пальмовые завязи — и все это с какой-то злобой, выдававшей глубокую взволнованность, потом жестом показал гостям, что можно начинать трапезу.

Ели молча. Граф время от времени поглядывал на буканьера, а тот, видимо, боялся, что гость разгадает его волнение, торопился опустить взгляд или отворачивался, притворяясь, что надо отдать какие-то распоряжения помощнику.

Когда обед закончился, Буттафуоко предложил гостям толстенные сигары, свернутые им самим из табака, видимо, украденного с испанских плантаций; потом он обратился к Корталю, трапезничавшему на свежем воздухе, возле очага:

— Дай-ка, дружище, почетную фляжку: в нашем кругу находится граф.

Слуга пошарил под бананом и вытащил огромную тыкву, несколько бокалов из бычьих рогов и понес все это в хижину.

— Сеньор граф, — начал буканьер с нескрываемым огорчением, — я не могу предложить вам ни шампанского, ни бургундского, ни медокского, потому что мы не во Франции. Здесь у нас нет ничего иного, кроме агуардьенте, потому что на острове не производят изысканных напитков. А это — мой запас, который я кое-где отыскиваю с риском для жизни… Бывает, ночами он нужен мне, чтобы забыть прошлое, чтобы не плакать… Сеньор граф, примите от чистого сердца.

— Вы взволнованы, Буттафуоко! — сказал сеньор ди Вентимилья.

— Можно быть сильным, сеньор граф, — продолжал буканьер, — можно пересечь экватор, можно поклясться, что забудешь собственную страну… мою Нормандию… мой замок… любимую сестру, которая для меня теперь навсегда умерла… отца дворянина, который вместе с моей матерью покоится там, в одном аббатстве… Адские муки! Пейте, сеньор граф… и я тоже выпью!

Он порывисто схватил чашу из бычьего рога и залпом осушил ее, а потом закричал:

— Еще, Корталь, еще! Надо залить эти давние воспоминания! Эх, какая печальная судьба выпала на мою долю!

Лицо гордого буканьера страшно изменилось.

Он не плакал, но видно было, что сдержать слезы стоит ему неимоверных усилий. Возможно, он злился, что выдал свой секрет.

— Пейте, сеньор граф, — через несколько мгновений повторил он, осушая вторую чашку. — Вот уж никогда не думал, что приму в этом убогом жилище дворянина из далекой Европы. Конечно, я одно время надеялся, что появится кто-нибудь и случайно найдет меня, но это были пустые мечты.

— Продолжайте, Буттафуоко, — вымолвил граф, — вы ведь среди друзей.

Буканьер опрокинул и третью порцию агуардьенте, потом раздраженно махнул рукой и продолжал сдавленным голосом:

— Проклятый Париж! Гнусный обольститель, сдавивший меня в своих лабиринтах! Лучше бы я тебя никогда не видел! Многие тысячи твоих искушений сделали из меня жалкого буканьера, мясника в лесах Сан-Доминго!.. Проклятые карты! Вы меня разорили!

— Но кто же вы? — спросил граф, глубоко задетый жестокой болью, отразившейся на лице буканьера.

— Сами видите, — нервно усмехнулся Буттафуоко, — охотник на быков… жалкий авантюрист. С тех пор как я пересек экватор, у меня больше нет родины, нет семьи, нет дворянского звания, нет ничего, кроме аркебузы, из которой я каждый день убиваю, чтобы не убить свое сердце.

В четвертый раз он опорожнил чашку, налитую ему помощником.

— Прошли годы, — продолжал несчастный, сжимая голову руками, словно пытался подавить терзавшие его мысли, — а я все еще вижу свой замок на берегу пруда, величественно вздымающийся своими башнями и пинаклями; порой ночами я вижу, как прогуливается по террасам нежная девушка, моя сестра; я отдал бы жизнь, лишь бы видеть ее счастливой… Один бретонский барон взял ее в жены … Пусть она будет счастлива и навсегда позабудет своего несчастного брата … Корталь, дай мне еще выпить. У меня жажда, ужасная жажда!

Он несколько минут помолчал, мрачный, дрожащий от волнения, уставившись расширенными глазами в полный стакан, а потом сказал:

— Да, такова жизнь, если уж она стала добычей злого гения. Особенно после жестокого падения! Лучше бы уж в двадцать лет меня прикончил укол шпаги где-нибудь посреди яблоневых садов моей Нормандии! Тогда бы я никогда не увидел Парижа, по крайней мере не спустился бы, ступенька за ступенькой, в тюремную грязь… не запятнал бы герба своих предков… не забыл бы свою Францию… не сменил бы имя… не стал бы искателем приключений… не бежал бы как вор… и не вынудил бы плакать это бедное создание — мою сестру!

— Буттафуоко! — закричал граф.

Буканьер вскочил, глаза его расширились, лицо покрылось каплями пота. Он схватил аркебузу, подвешенную на столбе, поддерживавшем хижину, потом быстро вышел и исчез за деревьями.

— Твой хозяин всегда таков? — спросил граф новобранца, неподвижно стоявшего на пороге хижины.

— Я никогда не видел, как он смеется, — ответил Корталь. — Он всегда печален.

— Он не один такой, — вмешался гасконец. — Сколько среди буканьеров встретишь людей, бывших когда-то богатыми и уважаемыми!

— А сколько дворян позабыли Европу в Америке! — не сдержался корсар.

— Верно, сеньор граф, — вздохнул гасконец. — Я, впрочем, быстро забыл По и свой полуразрушенный замок, хотя не видел Парижа с его фатальными соблазнами.

— А сколько порядочных людей он сгубил! — сказал граф. — Лучше уж жить в Провансе!

Он, в свою очередь, вскочил, вышел из хижины и отправился разыскивать буканьера.

Охотник исчез, однако в кустах послышались ружейные выстрелы. Граф только что закончил курить сигару и уже хотел вернуться в хижину, когда увидел вышедшего из зарослей Буттафуоко, мрачного как никогда. Присмотревшись, граф заметил, что глаза охотника покраснели, словно он долго плакал.

— Буря прошла? — мягко спросил сеньор ди Вентимилья.

— Ураганы на Сан-Доминго длятся недолго, — с печальной улыбкой ответил буканьер. — Все прошло и уже забыто! Я убил двух кабанов там, на краю болота … Это — мое ремесло.

Граф протянул ему правую руку:

— Пожмите ее! — сказал он.

— Нет, сеньор граф, я больше не достоин коснуться руки почитаемого кабальеро. Мы ведь не в Нормандии.

— Пожмите, говорю вам.

— Хорошо, но не сейчас. Когда мы расстанемся навсегда и я скажу вам, кем был … может быть, тогда … Сеньор граф, солнце зайдет через четыре часа, а до виллы маркизы де Монтелимар далеко. Не хотите ли отправиться в дорогу? Мы придем в Сан-Хосе перед рассветом, а в этих краях лучше странствовать по ночам. Полусотни время от времени прочесывают эти леса; их алебарды не представляют опасности — в отличие от ужасных псов, сопровождающих людей.