Книга Османская угроза России - 500 лет противостояния - Александр Широкорад

В договоре не было ни слова о праве России держать военный флот на Черном море. Но не было и запрета строить военные корабли. Вместе с тем текст договора давал определенные основания строить и держать их, хотя бы для конвоирования купеческих судов. Договор распространял на Россию права Франции и Англии, «и капитуляции [соглашения] сих двух наций и прочих, яко бы слово до влова здесь внесены были, должны служить во всем и для всего правилом, равно как для коммерции, так и для купцов Российских…»

Между тем эти «капитуляции» предусматривали легкое артиллерийское вооружение самих купеческих кораблей (4–6 пушек) и конвой военных судов среднего класса.

Этот пункт договора юридически давал право русским военным судам свободно плавать по всему Средиземному морю, и плавать куда угодно, хоть к Константинополю, так как суда Англии и Франции имели такое право. Однако русские военные суда не могли пройти южным, Дарданелльским проливом и пристать у Константинополя.

Ряд отечественных историков, в том числе В. Шеремет, трактуют Кайнарджийский договор как «самый обширный и детализированный их всех русско-турецких договоров», и т. п.

Автор же склонен считать этот договор наспех состряпанным перемирием. Договор не только не решал ни один вопрос. Состояние отношений между Турцией и Россией оставались метастабильными, то есть любая мелочь могла вызвать лавину взаимных претензий и, соответственно, войну.

Выполнение многих артикулов договора было нереальным. России не запрещалось иметь флот, но ему негде было базироваться (мы уже говорили о невозможности базирования больших кораблей в Азове и Таганроге).

Строгое и точное выполнение обеими сторонами артикула 3 по Крыму неизбежно вызвало бы возвращение Крыма под влияние Порты, то есть – к довоенной ситуации.

Заключение Кючук-Кайдарджийского мира принесло не облегчение, а тревогу и беспокойство русскому флоту в Архипелаге – всем, от вице-адмирала Елманова до простых матросов.

Подписавший договор фельдмаршал Румянцев хотя и считался великим полководцем, ни уха, ни рыла не смыслил в морских делах и согласился с турецким требованием, чтобы русский флот ушел из Архипелага в течение трех месяцев.

Начнем с того, что не менее 40 % русских судов нуждались в ремонте. Ведь турки не разрешили русскому флоту идти на родину самым коротким путем – через Проливы в Черноморские порты. По условиям мирного договора все военные суда должны были идти обратно на Балтику вокруг Европы. А такое плавание не сравнить с крейсерством в Эгейском море в 200–300 км от главной базы. Большинство судов подлежало ремонту, а многие вообще не могли идти.

Но это полбеды. Главное – надо было эвакуировать целую «губернию» с администрацией, Адмиралтейством, госпиталями и другими казенными учреждениями, сухопутные войска и т. д. Жители более двадцати греческих островов приняли русское подданство, на стороне России воевали многие тысячи греков, албанцев, славонцев и других народов. Как быть с ними? Мы помним, что в первые два-три года войны Екатерина ставила перед дипломатами цель: добиться на мирных переговорах закрепления «губернии» за Россией. И это греки хорошо знали. А вот теперь их предали.

Русские власти попытались исправить ситуацию с союзниками различными полумерами. Во-первых, предоставили возможность желающим переселиться в Россию. Во-вторых, в статьях Кючук-Кайнарджийского мира содержалось обязательство султана не мстить союзникам русских из числа османских подданных.

По Кючук-Кайнарджийскому миру Россия получила право учреждения консульств в Османской империи. Почти все консульства были учреждены в южной части Балкан, в городах и на островах Греции: в Салониках, Патрах (Пелопоннес), Арте (Эпир), на Негропонте (Эвбее), Хиосе, Родосе, Крите, Миконосе, Самосе, Санторине, а также в Смирне (Измире), на азиатском берегу Эгейского моря и на Кипре. Консульства были учреждены и на находившихся под венецианским господством островах – Корфу, Закинфе и Кефаллинии. Замечу, что больше Россия никогда не имела столь обширной консульской сети в Греции, как в екатерининскую эпоху.

Консульства должны были следить за выполнением турками своих обязательств и по мере возможности защищать греков. Об этом свидетельствует греческий писатель Адамантиос Корис, живший во Франции и вовсе не принадлежавший к числу поклонников Екатерины II. В 1803 г. он писал: «Русские консулы по славному для России мирному трактату, к которому императрица успела принудить турок, приобретши право на некоторое во всех странах Турции диктаторское самовластие, часто исторгали греков из мстительных рук правительства, представляя будто они вступили в подданство или служили под начальством русских»18.

Глава 5

Война 1787–1791 годов

Греческий проект Екатерины Великой уже 200 с лишним лет служит любимым коньком русофобов и антисоветчиков, которые, как мы в 1991 году узнали, представляют одно и тоже. Это проект служит якобы доказательством агрессивности русских и их стремления к безудержной экспансии. Советские же историки предпочитали обходить проект стороной.

Попробуем разобраться, что было на самом деле. Первым о необходимости занятия Константинополя заговорил «тишайший» царь Алексей Михайлович. О планах Петра I в отношении Проливов и Константинополя Екатерина II узнала, как говорится, из первоисточника – от сподвижника Петра фельдмаршала Бурхарда Миниха. В один из дней рождений наследника престола Павла Петровича приглашенный во дворец Миних высказал такое пожелание имениннику: «Я желаю, чтобы когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою… Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить христианскую греческую империю»19. И это не была рутинная лесть придворного. Миних в 1736 г. брал Крым.

В июле 1771 г. в Петербург по приглашению императрицы прибыл известный греческий священник и ученый Евгений Булгари (Евгениос Вулгарис). Почти сразу Екатерина дала ему аудиенцию в Царскосельском дворце. Обращаясь «ко благочестивой и христолюбивой, Богом прославляемой, непобедимой, великой императрице всероссийской» и выражая сожаление, что она не является и греческой императрицей, он призывал ее оказать помощь в освобождении его родины: «Соверши ты мое благополучие приведением и рода моего в благополучное состояние. Греция после Бога на тебя, державнейшая императрица, взирает, тебя молит, к тебе припадет».

27 апреля 1779 г. у цесаревича Павла от второй жены родился второй сын. Бабушка поспешила окрестить его Константином, именем, ранее не встречавшимся в домах Калиты и Романовых. Уже имя, данное великому князю, заключало в себе намек на имевшуюся для него в виду карьеру.

Несколько забегая вперед, я процитирую посвящение великому князю Константину Павловичу из книги Матвея Коковцева «Описание Архипелага», изданной открыто в Петербурге в 1786 г. «Константин основал престол в Цареграде и просветил Восточную [Римскую. – А.Ш.] империю. Константин потерял сей град и владычество. Константину предписано в книге судеб восстановить сие царство. Преподнося книгу, изъявляю предчувствие Греческих народов, ожидающих своей свободы от брегов Невы».