Книга Простишь — не простишь - Валери Тонг Куонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жена витала в облаках, в упор не видела печальную действительность. Будто она, а не я, в подпитии. Я не пытался вернуть ее с небес на землю. Пусть лучше Селеста будет слепой и счастливой, чем здравомыслящей и подавленной. И статистикой из Интернета с ней не делился. «У семидесяти процентов детей, перенесших черепно-мозговую травму, через два года полностью восстанавливаются двигательные функции и умственные способности».
Через два года! Красотища!
А что случается с тридцатью процентами, не уточните?
У Селесты сработал инстинкт самосохранения. Что ж, я не против. Даже готов ей подыграть. Но прежней материнской заботы о Маргерит не потерплю!
На следующий день я думал лишь об одном: Мило переводят в другую больницу, каково ему там придется? Однако Селеста упрямо вернулась к проклятой беременности сестры. Обвинила нас с Жанной в бесчеловечном отношении к Маргерит, коль скоро мы хором настаивали на аборте. Скандал разгорелся, когда я сказал, что в действиях Селесты нет логики: если любишь сестру, нужно уважать ее волю, а не навязывать свою. Дошло до того, что я не выдержал, взорвался:
– По вине этой безответственной особы наш сын перенес чудовищную травму. Она подвела нас, предала, нанесла удар в спину. Она лгала, пыталась выгородить себя. Прости, но добра я ей не желаю и желать не могу. Неужели у нас нет дел поважней?
– Речь идет не о какой-то особе, не о первой встречной. О моей сестре! – ледяным тоном отчеканила Селеста.
Будто ударила меня под дых. В голове пронеслось: «Ну что, Маргерит, дрянь паршивая, довольна? Мало тебе, что отняла у меня сына, так еще и жену отнять задумала. Селеста за тебя горой! Радуйся! А я дошел до того, что объединился с твоей мамашей. Временное перемирие у нас».
Конечно же, я пошел в сарай для велосипедов и напился в хлам. Дешевая водка меня успокоила, убаюкала.
И тогда появился ты, Мило. Бесплотный, зато здоровый, разумный. Никаких черепных травм, рваных ран на щеке, неуверенных движений. Ты говорил быстро, оживленно, не как робот. Мы вместе считали звезды, которые я нарисовал прошлым летом на раме и на руле твоего небесно-голубого велосипеда. Мечтал, что они принесут тебе удачу, уберегут от беды…
Злая насмешка судьбы!
Я обнял тебя. Я знал, что ты мне привиделся, померещился. Что на самом деле ты далеко, а здесь – всего лишь греза моего разбитого сердца, несбыточное желание несчастного отца. И все равно меня переполняла щемящая нежность. Чудилось, что ты подбадриваешь меня, утешаешь. Я бы никогда не просыпался, уснул бы вечным сном, лишь бы не расставаться с тобою, сын.
Когда тебе было два года, ты возил за собой красно-желтый грузовичок и оглушительно бибикал.
В пять лет не желал снимать костюм Супермена, так и пошел в нем в школу. Помнишь, каким взглядом проводила тебя директриса?
В семь ты вдруг стал религиозным и во сне разговаривал с Богом. А когда Жанна повела тебя на похороны своей подруги, взял часть цветов из гроба и отнес их на заброшенные могилы, чтобы другим покойникам не было обидно.
В восемь ты написал роман под названием «Три лузера». Там три лентяя искали сокровища, нашли их и, само собой, немедленно потеряли.
В десять ты решил стать ученым, а не писателем. И перво-наперво изобрел горючее из дождевых червей.
И вот теперь, в двенадцать, лежишь на больничной койке и не можешь встать…
Хочется выть с тоски, кусаться от ярости.
В сарае я провел еще четыре ночи. Было тепло, уютно, сверчки стрекотали колыбельную, но ты больше не приходил. Выпивка – ненадежное средство. У меня не осталось ничего, кроме наших больничных встреч. Мой бедный искалеченный мальчик в палате держался молодцом, старался изо всех сил. Браво, Мило! Мама хлопала в ладоши, стоило тебе пальцем пошевелить, хоть и тут требовалась помощь персонала. А я унывал все больше.
Селеста отмечала каждое достижение, я ощущал всю тяжесть поражения.
Мы возвращались в город. В день отъезда жена разбудила меня в семь утра. Они с Жанной заранее привели в порядок весь дом и собрали вещи. Я сложил их в багажник. Сел на заднее сиденье, не выпуская из рук школьный рюкзак Мило. Мы миновали последние дома, выехали на проселок, который петлял среди голых полей, скрывался в перелеске, выныривал вновь. Вот и шоссе. Несмотря на ранний час, машин было много. Конец августа, детям пора в школу. Счастливые семьи, здоровые, благополучные, обгоняли нас, торопились домой. Я подумал об одноклассниках сына. Завтра у них начнутся уроки. Они наводнят коридоры, будут галдеть, радостно приветствовать друг друга, гадать, какими окажутся новые учителя. Им не терпится жить: соперничать, ссориться, драться, влюбляться. Заметят ли они отсутствие Мило? Сразу или дня через три?
Насколько мне известно, сына в классе ценили, хоть он держался скромно, с достоинством. В первые ученики не лез, но и в хвосте не плелся. Крепко сдружился с одним, по имени Гаспар. Сынок богатых родителей. Я терпеть его не мог. Не понимал, отчего они неразлучны.
– Папа, не нужно злиться. Гаспар не виноват, что у него такой отец.
– Да ведь он точь-в-точь отец. Клон, иначе не скажешь. Ему на всех наплевать. Сразу видно, хозяин жизни. Ничему хорошему он тебя не научит.
Я спорил, горячился, однако Мило был прав. Я люто ненавидел не Гаспара, а его отца. Меня бесило, что тот приглашает Мило на всякие престижные элитарные мероприятия для богачей. То потащит мальчиков в загородный фитнес-клуб с огромным бассейном и теннисным кортом. Дешевле было бы купить всему классу годовой абонемент в муниципальный бассейн. То отвезет на выходные в Нормандию, в родовое поместье у самого моря. То поведет на закрытый просмотр нового авторского фильма. Там и режиссер, и знаменитые актеры, и критики – весь бомонд. Места самые лучшие, в VIP-зоне.
Дед Гаспара основал частный банк, а папаша возглавлял. Иногда почтенный господин позволял себе внезапно осчастливить нас своим присутствием, заезжал за Мило вместе с сыном. Выше меня ростом, плотный, вальяжный, в безукоризненном черном пальто, которое наверняка стоило целое состояние, он вплывал к нам в прихожую и со снисходительной любезной улыбкой пожимал мне руку. Я сразу же превращался в рабочего, оробевшего перед владельцем завода. Несмотря на все мои достижения: диплом с отличием, хорошую профессию, просторную квартиру в центре города, классную тачку – правда, ее я купил в кредит, – чувствовал себя жалким, ничтожным.
Восхищение Селесты и зависть Жанны, встретившей его как-то раз на дне рождения внука, подливали масла в огонь. Я воображал подловатый шепоток тещи:
– Тебе бы такого мужа! Ты достойна лучшего, поверь.
Кстати, именно Жанна заставила меня отдать Мило в эту пижонскую школу.
– В жизни полезные знакомства решают все, без них не пробьешься. Прости, я не хочу тебя обидеть, но ты обыкновенный программист. Профессия достойная, нужная, однако будет жаль, если Мило пойдет по твоим стопам. А здесь перед ним распахнутся другие двери, он сможет оглядеться, выбрать что-то еще. Или ты считаешь, что он и так справится? Вообще же, поступай как знаешь!