Книга Танец с саблями - Никита Филатов

– А ты-то каким боком? Раньше все больше по таким симпозиумам генералы катались, или племянники чьи-нибудь…

– Случайно! – повторил Владимир Александрович. Собеседник никак не отреагировал на запущенное им в последней фразе словечко «ваш» – или не расслышал, или не захотел расслышать. – Я же теперь в Главке что-то вроде референта по связям с общественностью… А всего – семь мест на Россию выделили! Из Москвы, конечно, четверо. Два места на Питер и одно – парню из Пскова, потому что пограничный город.

– Менты?

– Всякой твари… – пожал плечами майор. Лично он в данный момент представлял российскую милицию, а за остальных ручаться не следовало.

– Загружен? Работы много?

– Не-ет! Готовлю шефу разные справки для «круглых столов», кое-какую статистику… Доклад, который я ему набросал, вроде нормально восприняли – теперь пытаюсь организовать ещё парочку интервью.

– Ну-ка, давай – за встречу!

– Будь здоров, Вася!

Под коньячок Виноградов поведал собеседнику краткую каноническую версию последних лет своей жизни: про случайный арест, про медали и увольнение, про квартирку в уютном Стокгольме и возвращение домой… Рассказал, как вынужден был заниматься коммерческим шпионажем и частным сыском. Как восстановился опять в рядах доблестных органов внутренних дел – и что из этого вышло.

Рассказал – в красках, но придерживаясь, принципа разумной достаточности.

– А ты-то как? Ни слуху, ни духу… – кое-что о Френкеле Владимир Александрович, конечно, слышал, но в данной ситуации предпочтительнее было изобразить полную неинформированность. – Расскажи!

Зачастую по тому, о чем врет или просто умалчивает собеседник, намного проще докопаться до реального положения вещей.

Человек напротив со вкусом, не торопясь, отломил себе кусок черного, горького шоколада. Поднял рюмку, поморщился:

– Странное дело. Если бы не тот твой приезд… Может, я бы до сих пор был при погонах. Карьеру бы делал!

– Тебя что… ты уволился? – натурально изобразил неведение Виноградов.

– Уволили.

– Из-за этой истории?

– Нет! Позже… – Френкель опрокинул в рот коньяк и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом продолжил:

– Понимаешь, я ведь такой был правильный мент… А тут, помогая тебе, все законы нарушил. Стал, понимаешь, пособником иностранной спецслужбы…Но в то же время, что это за законы дерьмовые!

Он усмехнулся:

– Не очень оригинально, да? Проблема выбора – или закон, или справедливость… А я ведь ещё пытался какое-то время так работать, чтобы и то, и другое! «Глухари» поднимал, докопался до самых верхов – даже на нашего президента материалы полезли. И в итоге? С начальством только переругался, да врагов нажил кучу. Пока шеф не умер – боялись тронуть. А потом он прямо в кабинете, от инфаркта…

– Это я слышал. Земля ему пухом! – Виноградов представил себе легендарного начальника республиканской транспортной «уголовки», так до самой смерти принципиально и не надевшего нововведенную форму со львами и серебряными погончиками. Его, говорят, и похоронили в милицейском полковничьем кителе при советских ещё орденах…

Выпили. Собеседник продолжил:

– Тут ведь ещё какое дело? Понравилось мне! Понравилось, что козлы из больших кабинетов остались дерьмо хлебать. Ты Линдера этого увез у них из-под носа – а они остались…

– С твоей помощью!

– Вот именно… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни? А если надо – то все будет так, как решаем мы!

– Тогда ты решил вести свою сольную партию? – в голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки.

И человек напротив это почувствовал:

– При погонах я многое мог! Мог и делал – не для денег, а из элементарного чувства обиды. Жаль, недолго… Они меня очень скоро выгнали.

– И куда ты подался?

– Да всякое было…

Собеседник выдержал паузу, и Владимир Александрович понял, что ответа не последует. Во всяком случае, не сейчас.

– А теперь чем занимаешься?

– Коньяк с тобой пью, Саныч.

Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ – Василий отставил рюмку и придвинувшись близко-близко спросил:

– Ты счастлив?

– В каком смысле?

– У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?

– Ты ещё про зарплату спроси. И про машину с дачей! – Владимир Александрович даже не знал, как отреагировать.

– Хорошо… Считай, что спросил.

Виноградов почему-то не обиделся:

– Ну, мне уже под сорок… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.

– Это не ново. Нечто подобное я уже слышал.

– Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их, как хотели – и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.

– Не злись. Я понял. Знаешь, поколение наше – это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был – ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.

– Ну, сейчас другое время. Нет?

– Ерунда! Все осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы – отличия только в деталях.

– Это ты, пожалуй, загнул! – беседа уходила куда-то в область высоких материй, а тут Владимир Александрович не был силен. – Тем более, что все равно – раз уж так сложилось…

– Система слаба. – Неожиданно твердо отчеканил Френкель. – Любая система слаба… и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.

– И ты именно этим теперь занимаешься… – стремясь перевести все в шутку подмигнул майор.

– Не я – мы!

– Вы? – честно говоря, слолвоблудие утомило. Тем более, что в логике собеседника зиял приметный провал. – Если больше одного элемента – это ведь тоже система?

– Нет. Мы – не система… Мы – просто сообщество, вольное сообщество одиночек. Как у Киплинга, знаешь?

– Закон стаи… – внимательно посмотрев в глаза человеку напротив, он вдруг сообразил, что если у них там все такие, как Френкель, то это более чем серьезно.

Один сибиряк написал про волков, что – да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком – странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.

А вот собаки! Не те, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи – то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе… Волки их ненавидят, и рвут, раздирают в кровавые клочья.