Книга Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков - Игорь Карде

Конечно, супчик вышел жидковатым, считай, пустая вода с травками, но хоть что-то. После того, чем они питались в последнее время, это казалось Ивану царским угощением. Особенно мясо! Съел бы, наверное, пол-лося сразу, если бы была такая возможность. Но надо делить на всех – справедливость прежде всего.

Бойцы, нетерпеливо толкаясь и переругиваясь, по очереди подходили к баку, подставляли котелки и получали свою порцию. Многие просили: «Братец, ты мне погуще, со дна зачерпни, совсем отощал!»

Ротный кашевар Степан Ильичев по привычке бубнил в ответ: «Как получится, одинаково для всех!» Бойцы тяжело вздыхали, крепко сжимали в руках котелки и садились под деревьями – завтракать. А заодно и обедать – понятно, что сегодня еды больше не дадут. Хорошего, как говорится, понемножку, надо мясо и на другие дни оставить. Красноармейцы дружно стучали ложками, вычерпывая жидкий бульон, жевали лосятину, а затем вылизывали то, что оставалось на стенках и дне.

Отослали по порции бойцам, дежурившим во взводе (нельзя же всем сразу покидать позиции!), а также своему начальству – ротному Семенову и младшему политруку Санину. Положено, свои же люди, не чужие, вместе в окопах мокнем, вместе с фрицами воюем…

В баке осталось еще немного супчика, решили отдать самым отощавшим – как добавку. Все по-честному, по-справедливому, как и должно быть в Красной армии. На войне человек обязан оставаться человеком, иначе что же выйдет? Мы же не звери какие-нибудь, не гитлеровцы!

После еды Иван прилег отдохнуть под старой, ветвистой яблоней. Страшно хотелось курить, но табака уже не было. Курево считалось еще большей редкостью на передовой, чем еда, – папиросы давно не привозили. Хорошо, если удавалось найти сигареты у убитых фрицев – мятые, сырые, раздавленные. Они, правда, были дрянные, слабые, но хоть что-то… За особое счастье считалось, если обнаруживали кисет с домашним самосадом – немцам тоже присылали табак из дома. Германская махорочка была немного похожа на нашу, хотя и не столь забористая. Однако такая удача случалась редко…

Иван вздохнул, посмотрел на светлеющее небо и решил немного вздремнуть – взводом пока командовал сержант Аникеев. Отличный командир, можно доверять. Мешков надвинул на глаза шапку-ушанку и задремал…

* * *

Взрыв ударил совсем рядом, взметнул вверх черно-красный фонтан огня и земли. Ивана оглушило, отбросило в сторону…

К счастью, снаряд упал позади яблони, и старый, толстый ствол принял на себя весь удар. И осколки. А то бы… Но Ивану тоже досталось – оглушило основательно.

Хорошо, что сработала давно выработанная привычка – падать в ближайшую воронку. Иван, еще толком не проснувшись, тут же скатился в соседнюю яму и затаился, прикрыв голову руками.

Немцы лупили из крупного калибра – по саду, по остаткам изб… Горело все, что еще могло гореть: яблони, кустарники, сараи… Один снаряд угодил в бак, разорвав на части. Жалко-то как, пригодился бы еще! Взрывом убило повара Ильичева и стоявшего рядом рядового Софина, а еще несколько человек зацепило. Повсюду слышались стоны раненых, просьбы о помощи…

«Вот гады, – подумал Иван, – как же они узнали, где мы кашеварим?» Ответ он получил, как только взглянул на небо: над хутором медленно проплывала «рама». Дождь давно перестал, небо прояснилось, и немецкий разведчик отправился на охоту. И сразу же засек скопление людей у разрушенного хутора. И, разумеется, тут же и дал команду артиллеристам, чтобы открыли стрельбу.

Немцы били из тяжелых орудий – наверное, решили, что к русским подошло подкрепление и готовится очередная атака. Вот и нанесли упреждающий удар. Накрыли спящих, отдыхающих красноармейцев… К счастью, бойцы не сидели кучно, разбрелись по всему саду, легли под яблонями. Иначе бы… А так отделались относительно малой кровью – всего-то шесть убитых и раненых.

«Фокке-Вульф», сделав еще круг, убедился, что артиллерийский удар достиг цели, и убрался восвояси. «Ну и сволочь, – подумал Иван, – не дал спокойно поспать. И ничем его, гада, не достанешь, летает высоко, можно бы только из зениток. Но нет их…»

Иван еще раз выругался и пошел собирать бойцов – пора возвращаться на передовую. Отдохнули немного, и хватит, пора на войну. Хотя, собственно, война была здесь повсюду – даже в деревенском саду. Мешков то и дело натыкался на поломанные, расщепленные деревья, остатки каких-то сараев, разбитую домашнюю утварь… «Эх, сколько добра пропало, – думал он, – видно, до войны здесь хорошо жили, зажиточно! Дома-то все крепкие, из толстых бревен, на высоких подклетях. Значит, было что и хранить…»

Но сейчас от деревенских домов почти ничего не осталось – сгорели полностью. Был хутор – и нет его, съела проклятая война…

В воздухе тяжело и кисло пахло взрывчаткой, а еще едким дымом. «Да, дела, – думал Иван, – только что радовались жизни, поели вкусно, и вот на тебе… Смерть прилетела! Правильно говорят: судьба-судьбина, кому жена, а кому – скотина. И никуда от нее, проклятой, не деться, везде смерть достанет, даже во время сна…»

Иван приказал похоронить погибших тут же, в саду – место хорошее, сухое, все лучше, чем в гнилом болоте. Затем собрал своих бойцов и погнал их на передовую – сражаться, защищать Родину.

Глава восьмая

На передовой Ивана, как выяснилось, ждал не только один сержант Аникеев. Гостем оказался журналист из армейской газеты «Отвага» Михаил Кофман. Худощавый, чернявый младший лейтенант сидел на поваленной сосне и был занят делом: подложив под себя свернутую шинель, что-то быстро корябал огрызком карандаша в блокноте. Очевидно, записывал свои мысли и впечатления… Время от времени он поднимал вверх лицо, щурился на яркое солнце и улыбался – припекает-то как, совсем по-весеннему, тепло уже…

Да Кофмана дошел слух о старшем сержанте, захватившем вместе с разведчиками важного «языка» да еще целую трофейную кухню с кашей. Вот и решил написать очерк про простого русского парня, ставшего настоящим воином, смелым и отважным. И, кстати, отмеченным за свою храбрость уже двумя медалями. Тоже показатель…

Миша Кофман прибыл во Вторую Ударную совсем недавно, всего две недели назад. До этого служил в главной газете Ленинградского фронта «На страже Родины» и на полях сражений бывал нечасто, да и то – не дальше дивизионных и полковых штабов. Честно говоря, трусил немного… Но внезапно ему захотелось получить яркие, живые впечатления, чтобы написать очерк о солдатском подвиге. И чтобы непременно – с передовой, где, собственно, и шла война…

Вот и напросился в командировку во Вторую Ударную армию – знал, что она ведет самые тяжелые, упорные бои с гитлеровцами. Просьбу молодого корреспондента, разумеется, удовлетворили – нам нужны талантливые материалы, и желательно – без надоевших штампов и примитивной казенщины. А Миша писал очень хорошо – сочно, умело, размашисто.

Его направили в редакцию армейской «Отваги» – там служат умные, опытные ребята, помогут собрать материал. Пусть поработает, наберется опыта, а потом напишет большую статью или очерк…