Книга Сын - Филипп Майер

– Не хотите прихватить с собой что-нибудь перекусить?

Он не ответил. Мы одновременно посмотрели в сторону города, но отсюда его не было видно.

– Ваш старик – это нечто, скажу я вам.

– Он вообще правильный, да.

– А мой отец умер.

Я почему-то подумал, что парень имеет к этому отношение. Но все равно он мне нравился. Росту не больше пяти футов в башмаках, а все в городе его побаиваются.

– Что намерены делать ночью?

– Подстрелить побольше народу.

– Не самый удачный план.

– Ничего не попишешь, такое время.

– И большой у вас опыт в этом деле?

– В Бомонте я убил двоих. Но здесь у вас, можно сказать, сезон охоты.

Пауза.

– Как вы это делаете?

– Просто надо хорошо прицелиться.

15 августа 1915 года

Ночью из моего окна виднелось зарево нескольких пожаров; стреляли редко, но постоянно.

К утру бежала еще дюжина мексиканских семейств – видимо, решили полагаться только на себя. Еще четырнадцать трупов, шестеро – белые. Кэмпбелл признался по телефону, что это он накануне пристрелил помощника. Тот нацепил его значок и грабил чей-то дом.

Мы с Чарлзом поехали в город и по пути наткнулись на техано, повешенного на дубе.

– Это Фульгенсио Ипина, – вздохнул Чарлз.

Мы остановились, Чарлз забрался на дерево, обрезал веревку. Мы как могли аккуратно уложили тело в кузов грузовика. Фульгенсио много лет работал у нас на расчистке пастбищ. Тело уже начало раздуваться.

– Кто будет хоронить всех этих людей? – спросил Чарлз.

– Ума не приложу.

– А что, армия на подходе?

– И этого тоже не знаю.

– Надо позвонить дяде Финеасу.

– Он уехал на рыбалку.

– Слушай, ты должен что-то сделать.

– Например?

– Понятия не имею. Но ты обязан.

На улицах пусто. Повсюду развешены объявления, написанные от руки:

КАЖДЫЙ, КТО ПОЯВИТСЯ НА УЛИЦЕ ПОСЛЕ НАСТУПЛЕНИЯ ТЕМНОТЫ (ВКЛЮЧАЯ БЕЛЫХ), БУДЕТ РАССТРЕЛЯН. РАСПОРЯЖЕНИЕ ТЕХАССКИХ РЕЙНДЖЕРОВ.

Кэмпбелл опять ранен, на этот раз в ногу, в икру. Когда мы вошли, он сидел на стуле в конторе склада, босой и со спущенными штанами.

– Что же, по крайней мере, люди стреляют вам только по конечностям, – пошутил я. Нога выглядела неплохо – пуля не задела кость и артерию.

Кэмпбелл внимательно наблюдал за доктором:

– Ранения в руку происходят, когда вы держите руки перед грудью, прицеливаясь. А ногу мне зацепило, потому что, когда я подстрелил вчера парня, он успел разрядить в меня ружье, уже падая.

Он смотрел на меня, как старший.

– Передайте всем мексиканцам в городе, что они могут укрыться на моем ранчо, – предложил я.

– Да, мне будет гораздо легче.

Но похоже, сержант не слишком одобрял такие меры. И глаз не отводил от Гильермо Чавеса, городского ветеринара, который в свои двадцать пять унаследовал практику от отца. Чавес как раз снимал повязки с руки и ноги.

– Кто вас бинтовал?

– Я сам. А ты настоящий врач?

– В основном для животных.

– И диплом есть?

– Взгляните на меня и попробуйте догадаться.

– Твою ж мать… – буркнул Кэмпбелл.

– Я рад, что вы здесь, – сказал Гильермо. – Ни за что бы не подумал, что скажу такое rinche[40].

Кэмпбелл проигнорировал выпад:

– Что будет, если кости так и срастутся?

– Будут проблемы с рукой, – пожал плечами Гильермо. – Но рана действительно плохая, вот эти темные пятна надо удалить.

– Иначе я потеряю руку? – Голос дрогнул, и внезапно я увидел Кэмпбелла, каким тот был на самом деле – напуганным двадцатилетним юнцом, но маска так же быстро вернулась на место.

– Постоянно присыпайте рану этим порошком. Когда он намокнет и станет липким, добавьте еще свежего. В ране всегда должен быть сухой порошок.

– Похоже на желтый сахар.

– Это смесь сахара и сульфамида.

– Обычный сахар.

– Надежное средство. Даже просто сахара было бы достаточно.

– Как-то это глупо выглядит.

– Делайте как знаете, мне все равно. Ваши товарищи в округе Старр убили моего двоюродного брата, в Браунсвилле – дядю и его сына, а я здесь, лечу вас.

– Ложка дегтя в бочке меда… – заметил Кэмпбелл.

– Скажите это Альфредо Серда, или Грегорио Кортесу, или Педро Гарсия. Или их женам и детям, тоже мертвым. Ваши люди явились сюда и мутят воду, потом приходит армия и наводит порядок. Но это очевидные вещи. Не предмет для дискуссий.

Кэмпбелл пошевелил пальцами, проверяя, может ли по-прежнему сжимать винтовку.

– А морфин у тебя есть? – спросил он у Гильермо, а мне сказал: – Мы не сможем вам заплатить за использование ранчо.

– Когда подойдет армия?

– Никогда.

– Что ж… один повстанец, один рейнджер.

– Именно так. Пока есть хоть один рейнджер.

Салли пришла в ярость, узнав, что я пригласил в наш дом всех городских мексиканцев, и тут же потребовала, чтобы я позвал к телефону Консуэлу. Я слышал, как она отдавала распоряжения Консуэле, чтобы спрятали все серебро и убрали подальше дорогие ковры. Потом Консуэла вернула трубку мне.

– Что с тобой происходит, Питер?

– Эти люди погибнут, если не дать им убежища.

Она молчала. Я попытался ее успокоить:

– С Гленном все будет в порядке.

– Ты не смеешь так говорить, – сухо бросила она. – Ты не можешь этого знать, тебя нет рядом с сыном.

Я надеялся, что мексиканцы переберутся к нам потихоньку, но в сумерках половина теханос, почти сто человек, потянулись в сторону ранчо – пешком, верхом, на машинах; они везли, тащили, толкали и тянули свое барахло – на повозках, тележках, тачках или просто на спине. Мидкифф и Рейнолдс без всяких просьб прислали людей, чтобы защищать мексиканцев. Чтобы защитить наше ранчо, поправил меня Полковник. Не будь идиотом.

Кэмпбелл лично явился проверить обстановку, привел еще восемь человек (хотя законного права привлекать кого-то у него не было) и, сильно прихрамывая, поплелся обратно в город, придерживая руку на перевязи. Он умудрился где-то раздобыть винчестер 351-го калибра, с которым можно управляться одной рукой. Я не стал расспрашивать, каким образом ему досталось это оружие. Мы заперли ворота ранчо, задвинули засовы, а Чарлз с вакерос окопались у дороги.